404-411

страсть: наказать на премию или часть ее хоть кого-то из инженерно-технического персонала.

Конечно, после отработки первого квартала в дол­жности мастера я квартальную премию не получил. Сработал принцип: был бы человек, а параграф под него всегда найдется.

Соответственно, Павел Алексеевич Завьялов на такие приказы реагировал по-своему. Чему учил и нас — мастеров.

Мой первый «калым» был заработан в конторе Горьковского управления организации «Волгопром-монтаж», которая находилась в левом крыле роскош­ного особняка на улице Краснофлотской, 46. Этот дом до сих пор стоит на своем месте, но — чует мое серд­це! — уже ему осталось недолго своей оригинальной архитектурой напоминать о том, что когда-то в Ниж­нем была другая жизнь, а может, и не другая, а что другая — это только по-моему. Все общественные про­цессы идут, динамично развиваясь, а то, что называ­ется жизнью, имеет свои исторические реалии. Но во­обще-то, если особняк снесут, то мне будет очень жаль! Конечно же, меня никто не спросит.

Итак, в той конторе стояли два АГВ-120, которые отапливали помещение. Получилось так, что после пуска уличного воздушного газопровода я подружил­ся с заместителем начальника управления Владими­ром Александровичем. Тот и предложил мне сделать ревизию котлов и пустить их в эксплуатацию. Сам он не умел этого делать.

За проявленный профессионализм и работу в ве­чернее время он предложил мне заполнить стандарт­ный бланк заявления о приеме на временную работу по совместительству — слесарем 4-го разряда.

«Горгазе» были компенсирова­ны. Десять рублей были, как сейчас называют, «отка­том», их надо было отдать — «закон моря».

На день этих свершений я уже был отцом — тре­тьего октября родился Лёва.

А еще я обрел новое хобби. В детстве, помню, я был увлечен собиранием старых монет и спичечных этикеток. А теперь какой-то внутренний голос гово­рил мне, что я смогу не только получать удовольствие от коллекционирования, но и кое-что зарабатывать, если серьезно займусь нумизматикой, как Женя Ка-лакутин.

В моей жизни обозначились новые вехи: я — отец, я — мастер участка, я — студент и я — коллекцио­нер.

Обмывка моего отцовства состоялась 10 октября, в субботу, на Невзорова, 72, сразу после очередного совещания. Василий Васильевич Нотейкин, работав­ший мастером пятнадцатого участка службы домовых сетей, накануне дня производственного совещания сде­лал подарок руководству службы уличных сетей, так сказать, как сосед — соседу. (Его участок занимал вто­рую половину подвала.) Работая на отключении от газоснабжения какого-то старого дома, его слесари нашли в полуразвалившемся помещении ящик аме­риканской тушенки. На донышках банок были оттис­нуты цифры 43. Это означало, что этот продукт пита­ния, произведенный нашими американскими союзниками и попавший в город Горький как гумани­тарная помощь еще в годы Второй мировой войны, каким-то чудом пролежал в тайнике почти сорок лет. Длинные, тонкие жестяные банки, промазанные со­лидолом, сохраняли свое содержимое долгие годы.

Двумя днями ранее, в день обнаружения амери­канского деликатеса, «подопытным животным», на

котором испытывался продукт на пригодность, был сам Завьялов. Выпивая за рождение Левочки, мы уже смело употребляли найденный деликатес, а Павел Алексеевич говорил: «Я знаю: когда человек пьет водку, то его никакая зараза не берет!

Я вначале вмазал стакан, а потом заел репчатым луком, жаренным с найденной тушенкой. Я был уверен, что со мной тоже ничего не случится, да и тушенка — американская, а я всего один-то раз и попробовал.

Участники застолья макали куски ржаного хлеба в сковороду, которая была заполнена жареным луком и горячим растопленным свиным салом. Мясные во­локна, пропущенные через мясорубку, выглядели как поджаренный фарш, который кладут в макароны «по-флотски».

Кое-то из мастеров, боясь отравления, не внял по­учению Павла Алексеевича о том, что когда пьешь водку, никакая хворь, кроме сифилиса, не берет, и не стал пробовать ленд-лизовскую помощь. Виктор Вят-кин не ел подозрительный для него продукт, также как и Виктор Иванович Овчинников.

А застолье гудело и гуляло: у мастера Грузмана родился сын!

В конце ноября 1970 года нам предстояло запус­тить в эксплуатацию несколько километров газопро­водов от начала Почтового съезда и по всей Нижне­волжской набережной, а также параллельно им, за жилыми домами по улице Маяковского.

Через день после обмывки рождения моего сына у Завьялова я со слесарем Генкой Первушкиным, об-ходчицами Люсей Даниловой и Екатериной Мотовой начал обходить линии газопровода.

Заказчиком на строительство газопровода были так называемые ведомства: фабрика «Маяк», фабри­ка «Восход», Дом моделей, обувная фабрика «Крас­ный Октябрь» и «Горэнерго». Эти организации со­здали дирекцию объединенного заказчика, которая заканчивала свою работу после пуска линий газопро­вода.

В наше постперестроечное время предприятия уже давно не работают. Волжское речное пароходство па­рализовано и некогда пульсирующие жизнью улицы полупустынны. Хотя фасады домов сейчас более на­рядны и улицы несколько более благоустроены.

Обходя трассу по вновь сделанной маршрутной карте, заглядывая под крышки коверов контрольных трубок, проводников и сифонов, я с обходчицами не заметил, как Генка Первушкин затерялся в толпе про­хожих около забегаловки на углу переулка Вахито-ва. Работу слесаря пришлось выполнять мне, я же проверял и соответствие контролируемых точек по исполнительной документации. На долгую, кропот­ливую работу ушел почти весь осенний пасмурный день.

Поднимаясь с улицы Маяковского в контору учас­тка по булыжной мостовой, которая очень хорошо описана Николаем Кочиным в его «Нижегородской трилогии», когда в модных резиновых калошах тут гуляли нижегородцы, мы увидели валяющегося вус­мерть пьяного Первушкина. Он раскинулся на увяд­ших цветах за оградой из штакетника, который был перед панно-лозунгом в начале улицы Краснофлотс­кой.

Екатерина Мотова (мы все ее между собой называ­ли бабушкой) начала что было сил поносить Генку:

— Сволочь пьянчужная! Рожей ткнулся в землю -это ладно. Но вот обдулся на самом святом месте! Здесь когда-то одна из самых наисвятейших церквей сто­яла. До войны еще ее, эту церковь, взорвали.   Какие

в ней прекрасные венчания проходили! Один из ста­рейших храмов в городе был! Ну и непутевый запьян-чуга же этот сволочь Первушкин! Ох, какая красави­ца церковь была!

Бабушка Мотова никак не могла остановиться в словоизлияниях и продолжала «честить» бесстыжего пьяницу:

— Свинья - она всегда грязь находит! Что толку от жизни вот такого-то? Как это так получается, что рожденный человеком в свинью превратился? И вооб­ще — почему это в «Горгазе» столько непутевщины работает? До чего могут опускаться люди! Коммунизм они строят! С их-то рожами — и в светлое будущее. А что — среди начальства таких нет? Только что гал­стук на шее, а так — точно наш Первушкин: где на­клюкается, там и упадет, там и наделает, как боров какой.   Тьфу!

Поднимаясь вверх по Краснофлотской, мы шли мимо цеха хлебозавода, из окон которого неслись за­пахи свежеиспеченных калорийных булочек. Булоч-но-пекарный цех находился в помещении бывшей цер­кви Ильи Пророка, под его стенами и кучковались пьянчуги с нашего «пьяного угла».

После окончания рабочего дня к шести часам вече­ра я должен был быть в институте. Там сложилась дружная компания: Виктор Вяткин, Николай Соколов, Толик Киняев, Саша Волков и я. Учеба шла своим чередом, добавляя свою нагрузку к работе, во время которой происходили неожиданные, непредсказуемые эпизоды, как, например, вот такой.

Советским райисполкомом на 20-е ноября 1970 года был назначен пуск газопровода среднего давле­ния на Нижневолжской набережной для снабжения котельных уже перечисленных мною пяти предприя­тий. Надвигалась зима.

С утра на пуске начали работать человек десять слесарей вместе с начальниками служб Завьяловым и Щербаковым.

взрывоопасной сме­си в трубопроводе нет, там только природный газ и можно подавать газ к горелкам котлов предприятий.

Дождь вперемешку со снегом, сильный ветер с Вол­ги, потоки автотранспорта по набережной — все от­равляло настроение.

К обеденному перерыву два котлована, огорожен­ных красными аварийными ограждениями, были го­-

товы. К работе приступили «врезчики», монтирую­щие продувочные свечи.

Меня, Евгения Стогова и слесарей Завьялов отпра­вил на пару часиков погреться и перекусить на учас­ток, но с условием, чтобы в любую минуту он мог нас вызвать по телефону к месту работ.

Что такое сотовый телефон — в те годы мы и пред­ставления не имели.

До кульминации пуска — зажигания факела еще должно было пройти время. На объекте трудились врезчики, а мы коротали время за игрой в домино в теплом помещении.

Вдруг зазвонил телефон. Я взял трубку, думая, что будет команда всем идти продолжать работать на улице. Но незнакомый голос произнес:

—  Моя фамилия Плеханов, я живу в доме № 46 по улице Краснофлотской. Около ворот, на входе, из от­верстия в колодце пахнет газом, невозможно пройти мимо. А если кто пойдет с папироской в руке? Ведь взрыв может быть!

Я положил телефонную трубку и, не нарушая игры доминошников, сказал Стогову:

—  Женя, я сбегаю на Краснофлотскую, посмот­рю, что там происходит, а потом приду к колодцу на Почтовом съезде, где нужно будет открывать зад­вижку.

Думая, что после работы я пойду на занятия в институт, я прихватил с собой свою студенческую пап­ку. Тогда знаменитые маленькие студенческие чемо­данчики уже выглядели морально устаревшими, и мы ходили на занятия с папками из искусственной кожи, в основном светло-коричневого цвета.

Так, с папкой в руке, я пришел к уже хорошо зна­комому мне дому, в котором жил некто Плеханов и находилось управление треста «Волгопродмонтаж».

411

Около закрытого люка стояли Жук и Немец — тридцатилетние пьянчуги, постоянно ошивавшиеся около уже упомянутой мною пивнушки.

Полупьяный Жук вдруг сказал, что из-под этого люка «прет» газом, и сделал жест, приглашавший меня сойти с тротуара и подойти ближе к колодцу.

Я сделал пару шагов по направлению к колодцу и осторожно принюхался. Газом не пахло.

В этот момент Жук с силой ударил меня под ле­вый глаз. Если бы не штакетник за моей спиной, то я бы, наверное, был сбит с ног и упал навзничь. Но по­лучилось так, что папка из моей правой руки полете­ла вверх и в сторону — и попала в морду Немца, а я, непроизвольно закинув руки за спину, зацепился за штакетник обеими руками.

Немец подскочил ко мне и тоже нанес несколько ударов по лицу. Я не успел увернуться, так как не ожидал нападения.

Второй наскок Жука и Немца я отбил уже нога­ми, и в эту секунду около нас появился вдруг Коля-Мороз. Он тоже направил свой кулак мне в лицо, но я увернулся. Слова, сопровождавшие удар, как сейчас говорят, заказчика избиения, были такие:

—  Это тебе, еврейская морда, за то, что ты меня летом на пятнадцать суток упрятал! Это тебе только предупреждение! За все нам заплатишь!

На тротуаре улицы собралось несколько прохожих. Кто-то кричал:

—  Безобразие, человека убивают!

Немец и Жук быстро побежали со двора со словами:

—  Если ты на нас напишешь заявление, мы тебя при­бьем насмерть, жид пархатый! Ты с ворами* связался...

396-403    404-411    412-429