404-411
страсть: наказать на премию или часть ее хоть кого-то из инженерно-технического персонала.
Конечно, после отработки первого квартала в должности мастера я квартальную премию не получил. Сработал принцип: был бы человек, а параграф под него всегда найдется.
Соответственно, Павел Алексеевич Завьялов на такие приказы реагировал по-своему. Чему учил и нас — мастеров.
Мой первый «калым» был заработан в конторе Горьковского управления организации «Волгопром-монтаж», которая находилась в левом крыле роскошного особняка на улице Краснофлотской, 46. Этот дом до сих пор стоит на своем месте, но — чует мое сердце! — уже ему осталось недолго своей оригинальной архитектурой напоминать о том, что когда-то в Нижнем была другая жизнь, а может, и не другая, а что другая — это только по-моему. Все общественные процессы идут, динамично развиваясь, а то, что называется жизнью, имеет свои исторические реалии. Но вообще-то, если особняк снесут, то мне будет очень жаль! Конечно же, меня никто не спросит.
Итак, в той конторе стояли два АГВ-120, которые отапливали помещение. Получилось так, что после пуска уличного воздушного газопровода я подружился с заместителем начальника управления Владимиром Александровичем. Тот и предложил мне сделать ревизию котлов и пустить их в эксплуатацию. Сам он не умел этого делать.
За проявленный профессионализм и работу в вечернее время он предложил мне заполнить стандартный бланк заявления о приеме на временную работу по совместительству — слесарем 4-го разряда.
К 7 ноября я получил в кассе соседней организации где-то около восьмидесяти рублей, и мои денежные потери в родном406
«Горгазе» были компенсированы. Десять рублей были, как сейчас называют, «откатом», их надо было отдать — «закон моря».
На день этих свершений я уже был отцом — третьего октября родился Лёва.
А еще я обрел новое хобби. В детстве, помню, я был увлечен собиранием старых монет и спичечных этикеток. А теперь какой-то внутренний голос говорил мне, что я смогу не только получать удовольствие от коллекционирования, но и кое-что зарабатывать, если серьезно займусь нумизматикой, как Женя Ка-лакутин.
В моей жизни обозначились новые вехи: я — отец, я — мастер участка, я — студент и я — коллекционер.
Обмывка моего отцовства состоялась 10 октября, в субботу, на Невзорова, 72, сразу после очередного совещания. Василий Васильевич Нотейкин, работавший мастером пятнадцатого участка службы домовых сетей, накануне дня производственного совещания сделал подарок руководству службы уличных сетей, так сказать, как сосед — соседу. (Его участок занимал вторую половину подвала.) Работая на отключении от газоснабжения какого-то старого дома, его слесари нашли в полуразвалившемся помещении ящик американской тушенки. На донышках банок были оттиснуты цифры 43. Это означало, что этот продукт питания, произведенный нашими американскими союзниками и попавший в город Горький как гуманитарная помощь еще в годы Второй мировой войны, каким-то чудом пролежал в тайнике почти сорок лет. Длинные, тонкие жестяные банки, промазанные солидолом, сохраняли свое содержимое долгие годы.
Двумя днями ранее, в день обнаружения американского деликатеса, «подопытным животным», на
407котором испытывался продукт на пригодность, был сам Завьялов. Выпивая за рождение Левочки, мы уже смело употребляли найденный деликатес, а Павел Алексеевич говорил: «Я знаю: когда человек пьет водку, то его никакая зараза не берет!
Я вначале вмазал стакан, а потом заел репчатым луком, жаренным с найденной тушенкой. Я был уверен, что со мной тоже ничего не случится, да и тушенка — американская, а я всего один-то раз и попробовал.
Участники застолья макали куски ржаного хлеба в сковороду, которая была заполнена жареным луком и горячим растопленным свиным салом. Мясные волокна, пропущенные через мясорубку, выглядели как поджаренный фарш, который кладут в макароны «по-флотски».
Кое-то из мастеров, боясь отравления, не внял поучению Павла Алексеевича о том, что когда пьешь водку, никакая хворь, кроме сифилиса, не берет, и не стал пробовать ленд-лизовскую помощь. Виктор Вят-кин не ел подозрительный для него продукт, также как и Виктор Иванович Овчинников.
А застолье гудело и гуляло: у мастера Грузмана родился сын!
В конце ноября 1970 года нам предстояло запустить в эксплуатацию несколько километров газопроводов от начала Почтового съезда и по всей Нижневолжской набережной, а также параллельно им, за жилыми домами по улице Маяковского.
Через день после обмывки рождения моего сына у Завьялова я со слесарем Генкой Первушкиным, об-ходчицами Люсей Даниловой и Екатериной Мотовой начал обходить линии газопровода.
Заказчиком на строительство газопровода были так называемые ведомства: фабрика «Маяк», фабрика «Восход», Дом моделей, обувная фабрика «Красный Октябрь» и «Горэнерго». Эти организации создали дирекцию объединенного заказчика, которая заканчивала свою работу после пуска линий газопровода.
В наше постперестроечное время предприятия уже давно не работают. Волжское речное пароходство парализовано и некогда пульсирующие жизнью улицы полупустынны. Хотя фасады домов сейчас более нарядны и улицы несколько более благоустроены.
408Обходя трассу по вновь сделанной маршрутной карте, заглядывая под крышки коверов контрольных трубок, проводников и сифонов, я с обходчицами не заметил, как Генка Первушкин затерялся в толпе прохожих около забегаловки на углу переулка Вахито-ва. Работу слесаря пришлось выполнять мне, я же проверял и соответствие контролируемых точек по исполнительной документации. На долгую, кропотливую работу ушел почти весь осенний пасмурный день.
Поднимаясь с улицы Маяковского в контору участка по булыжной мостовой, которая очень хорошо описана Николаем Кочиным в его «Нижегородской трилогии», когда в модных резиновых калошах тут гуляли нижегородцы, мы увидели валяющегося вусмерть пьяного Первушкина. Он раскинулся на увядших цветах за оградой из штакетника, который был перед панно-лозунгом в начале улицы Краснофлотской.
Екатерина Мотова (мы все ее между собой называли бабушкой) начала что было сил поносить Генку:
— Сволочь пьянчужная! Рожей
ткнулся в землю -это ладно. Но вот обдулся на самом святом месте! Здесь
когда-то одна из самых наисвятейших церквей стояла. До войны еще ее, эту
церковь, взорвали. Какие
в ней прекрасные венчания проходили! Один из старейших храмов в городе был! Ну и непутевый запьян-чуга же этот сволочь Первушкин! Ох, какая красавица церковь была!
Бабушка Мотова никак не могла остановиться в словоизлияниях и продолжала «честить» бесстыжего пьяницу:
— Свинья - она всегда грязь находит! Что толку от жизни вот такого-то? Как это так получается, что рожденный человеком в свинью превратился? И вообще — почему это в «Горгазе» столько непутевщины работает? До чего могут опускаться люди! Коммунизм они строят! С их-то рожами — и в светлое будущее. А что — среди начальства таких нет? Только что галстук на шее, а так — точно наш Первушкин: где наклюкается, там и упадет, там и наделает, как боров какой. Тьфу!
Поднимаясь вверх по Краснофлотской, мы шли мимо цеха хлебозавода, из окон которого неслись запахи свежеиспеченных калорийных булочек. Булоч-но-пекарный цех находился в помещении бывшей церкви Ильи Пророка, под его стенами и кучковались пьянчуги с нашего «пьяного угла».
После окончания рабочего дня к шести часам вечера я должен был быть в институте. Там сложилась дружная компания: Виктор Вяткин, Николай Соколов, Толик Киняев, Саша Волков и я. Учеба шла своим чередом, добавляя свою нагрузку к работе, во время которой происходили неожиданные, непредсказуемые эпизоды, как, например, вот такой.
Советским райисполкомом на 20-е ноября 1970 года был назначен пуск газопровода среднего давления на Нижневолжской набережной для снабжения котельных уже перечисленных мною пяти предприятий. Надвигалась зима.
С утра на пуске начали работать человек десять слесарей вместе с начальниками служб Завьяловым и Щербаковым.
На концах подземных газопроводов нужно было раскопать два котлована: один — около Окского моста, другой — около обувной фабрики «Красный Октябрь». Здесь на торцах труб нужно было смонтировать «продувочные свечи», через которые газовоздушная смесь выпускалась в атмосферу, а чистое, ровное горение газового факела говорило о том, что409
взрывоопасной смеси в трубопроводе нет, там только природный газ и можно подавать газ к горелкам котлов предприятий.
Дождь вперемешку со снегом, сильный ветер с Волги, потоки автотранспорта по набережной — все отравляло настроение.
К обеденному перерыву два котлована, огороженных красными аварийными ограждениями, были го-
410товы. К работе приступили «врезчики», монтирующие продувочные свечи.
Меня, Евгения Стогова и слесарей Завьялов отправил на пару часиков погреться и перекусить на участок, но с условием, чтобы в любую минуту он мог нас вызвать по телефону к месту работ.
Что такое сотовый телефон — в те годы мы и представления не имели.
До кульминации пуска — зажигания факела еще должно было пройти время. На объекте трудились врезчики, а мы коротали время за игрой в домино в теплом помещении.
Вдруг зазвонил телефон. Я взял трубку, думая, что будет команда всем идти продолжать работать на улице. Но незнакомый голос произнес:
— Моя фамилия Плеханов, я живу в доме № 46 по улице Краснофлотской. Около ворот, на входе, из отверстия в колодце пахнет газом, невозможно пройти мимо. А если кто пойдет с папироской в руке? Ведь взрыв может быть!
Я положил телефонную трубку и, не нарушая игры доминошников, сказал Стогову:
— Женя, я сбегаю на Краснофлотскую, посмотрю, что там происходит, а потом приду к колодцу на Почтовом съезде, где нужно будет открывать задвижку.
Думая, что после работы я пойду на занятия в институт, я прихватил с собой свою студенческую папку. Тогда знаменитые маленькие студенческие чемоданчики уже выглядели морально устаревшими, и мы ходили на занятия с папками из искусственной кожи, в основном светло-коричневого цвета.
Так, с папкой в руке, я пришел к уже хорошо знакомому мне дому, в котором жил некто Плеханов и находилось управление треста «Волгопродмонтаж».
411
Около закрытого люка стояли Жук и Немец — тридцатилетние пьянчуги, постоянно ошивавшиеся около уже упомянутой мною пивнушки.
Полупьяный Жук вдруг сказал, что из-под этого люка «прет» газом, и сделал жест, приглашавший меня сойти с тротуара и подойти ближе к колодцу.
Я сделал пару шагов по направлению к колодцу и осторожно принюхался. Газом не пахло.
В этот момент Жук с силой ударил меня под левый глаз. Если бы не штакетник за моей спиной, то я бы, наверное, был сбит с ног и упал навзничь. Но получилось так, что папка из моей правой руки полетела вверх и в сторону — и попала в морду Немца, а я, непроизвольно закинув руки за спину, зацепился за штакетник обеими руками.
Немец подскочил ко мне и тоже нанес несколько ударов по лицу. Я не успел увернуться, так как не ожидал нападения.
Второй наскок Жука и Немца я отбил уже ногами, и в эту секунду около нас появился вдруг Коля-Мороз. Он тоже направил свой кулак мне в лицо, но я увернулся. Слова, сопровождавшие удар, как сейчас говорят, заказчика избиения, были такие:
— Это тебе, еврейская морда, за то, что ты меня летом на пятнадцать суток упрятал! Это тебе только предупреждение! За все нам заплатишь!
На тротуаре улицы собралось несколько прохожих. Кто-то кричал:
— Безобразие, человека убивают!
Немец и Жук быстро побежали со двора со словами:
— Если ты на нас напишешь заявление, мы тебя прибьем насмерть, жид пархатый! Ты с ворами* связался...