206-215

очистке от шлаков, успокаивают нервы, улучшают вне­шний вид кожи.

То же делает и вода Мертвого моря, но значитель­но активнее, действуя как биоэнергетическое вещество. Почти все приехавшие тут же полезли «купаться». В Мертвое море не бултыхнешься с размаху, и саженка­ми здесь не поплавать. Надо медленно по сходням или с пологого берега войти в воду, лечь на спину или на живот или просто стоять в воде. Когда солят рыбу и делают тузлук, то есть насыщенный раствор соли, то необходимая концентрация определяется так: в воду кладут картошину. Если она не тонет, то концентра­ция нормальная, так что получается, что люди лезут в соляной тузлук.

Вода Мертвого моря на ощупь маслянистая, жир­новатая, слегка напоминающая глицерин. Она вы­талкивает из себя человеческое тело, поэтому ника­ких усилий, чтобы удержаться на воде, не требуется. Желающие немного переместиться в воде только чуть-чуть подгребают кистями рук. Резких движе­ний делать не следует — вода может попасть в гла­за, нос, рот. Ничего страшного не произойдет, про­сто придется вылезать из воды и идти под пресный душ, смывать соль с воспаленных глаз и полоскать рот, как будто набитый битком болгарской пастой «Поморин».

Находиться в воде более получаса подряд не реко­мендуется, это слишком большая нагрузка. Нужно делать хотя бы получасовые перерывы, отдыхая на берегу после принятия пресного душа.

«Купальщики» как бы образуют группку — «ба­зар», очень похожий на сборище любителей подлед­ного лова рыбы на Волге и Оке зимой. Но тот базар — молчаливый. Базар же на чудо-воде, в одном литре которой растворено около 250 граммов разных со­лей — шумливый, разноязычный: звучат иврит, рус­ский, английский, арабский, китайский, румынский, украинский, амхарский, польский... И на всех язы­ках — удивление, восторг, эмоциональное восприя­тие воды-«тузлука» и байки.

Итальянец Джузеппе кривляется перед фотоаппа­ратом, накинув на себя от солнца куфтию — арабс­кий головной платок

А бывшие советские кумушки — они и на Мерт­вом море кумушки,— приседают в благотворной воде и треплют языками почем зря. Я посмеиваюсь над ними. А может, я и не прав.

Стажена — «советская» полька из Молдавии — уже пять лет работает в Израиле уборщицей. Она рас­сказывает соседке по автобусу:

— Я в Молдавии жить ну никак не хочу, даже если бы там у меня была хорошая зарплата. Вот я в четыре часа утра иду на работу — убирать офис фир­мы. Всё золото, что у меня есть, я на себя надеваю. И что? Никто меня с моим золотом в Иерусалиме не трогает. А в моем родном городе меня вот за такое малюсенькое колечко (она показывает самое тонень­кое колечко на одном из своих пальцев) могут убить. Нет уж, сколько у меня будет возможности, столько лет и буду жить в Израиле!

Я внимательней присматриваюсь к «выступаю­щей» соседке и вижу на ней значительное количе­ство золотых побрякушек. Она сидит в воде-раство­ре, более чем наполовину погруженная в нее. Погрузиться полностью ей мешают жировые отло­жения, выталкивающая сила которых не нейтрали­зуется грузом драгоценного металла, навешанного на
207

ее. Ну и что? Она честно заработала и на золото, и на отдых, и на те калории, которые держат ее на поверхности. Она не задается, она любит евреев и Израиль.

Рядом какой-то еврей из грузинской общины ув­леченно рассказывает, как недавно он освободился из израильской тюрьмы — «санатория», как он называ­ет это учреждение наказания (видать, посидел и на советской «зоне»). Все познается в сравнении.

Грузинский еврей объясняет своей подружке: «Но, понимаешь, в Израиле сидеть в тюрьме совсем не вы­годно, хотя там, конечно, комфортно!»

По дурости он хотел кого-то «рэкетнуть», как бы­вало в его родных местах. Но в Израиле это не прока­тило, и его арестовали. Вот отдохнет мужик на Мерт­вом море — и можно начинать новую жизнь.

Его подружка, тоже откуда-то из бывшего Союза, довольна и надеется на светлое трудовое будущее «своей повстречавшейся судьбы».

А я медленно по грязевому дну выхожу на круп­нопесчаный берег и встаю под сильный пресный душ, от чего мое тело испытывает какую-то двойную бла­годать.

После душа хорошо постоять под постоянно про­носящимся по Иорданской долине теплым ветерком. Преломленные через мертвоморскую дымку-туман солнечные лучи быстро согревают меня после холод­новатого душа.

Блаженство отдыха тела поднимается на более высокую ступень. Бреду по жгучему, как бы заце­ментированному от обилия солей песку в свой паль­мовый шалаш. Подстелив простынку, плюхаюсь об­мякшим расслабленным телом в кресло.

До меня доносятся разговоры между Эдуардом и девушками-врачами, которые восхищаются увиденным в Израиле. Наташа уже размечталась о встрече с дру­гом-израильтянином, создании семьи, благодаря чему она смогла бы остаться в Израиле навсегда.

Что ж, мечтать не вредно.

А я мысленно перелетаю на Соленое озеро в За­байкалье.

Там нами, солдатами, были сделаны невысокие мостки, с которых мы ныряли, намылившись хо­зяйственным мылом. Два намыливания с последую­щим заныриванием смывали с кожи грязь и пот, мешавшие телу чувствовать себя комфортно. Также и наши солдатские робы, смоченные в просоленной воде, намыливались и лежали под грунтовым
208

обры­вом на упругой грязевой полоске земли с часик вре­мени. После чего они прополаскивалось с мостков в озере.

После стирки в той воде и просушки одежонка ста­новилась мягкой и какой-то особо приятной.

А однажды утром, уже в начале осени 1967 года, наш дежурный Володя Сумароков поднял нас всех по команде:

210

— Первая точка, подъем!! Не х...я дрыхнуть! На Соленом озере северный лебедь плавает!

Зевая и потягиваясь, мы вышли из казармы и ти­хонько пошли к береговому обрыву. Да, в центре озе­ра, окруженный табунком черно-оранжевых турпанов, величаво скользил по водной глади красавец-лебедь. Царственный пластичный проплыв белой птицы был впечатляющим.

Почти через сорок лет, в пальмовом шалаше, на таком же обрывистом берегу я, подняв это из каких-то глубин памяти, вновь созерцаю чудо-птицу, зале­тевшую на наше (как мы считали) Соленое озеро.

.Цивильный кусочек берега Мертвого моря «гу­дел», оттягиваясь, отдыхая от обыденной жизни. А я побрел на грязевые отмели, где по науке устроил сам себе целебную грязевую ванну. Лежа на спине, я зако­пался в жирную, пахнущую сероводородом темно-се­рую глину, которая опять-
211

таки мне очень знакома по России. Для меня это — так называемая шамотная глина, используемая в приготовлении раствора для огнеупорной кладки.

Опять пережитое и увиденное в далекой России возникло из «шалашей» памяти и проплыло в моем сознании.

В полудреме я выдержал несколько неприятную получасовую грязевую ванну и переполз в ванну соля­ную, под названием «Мертвое море». На всю процеду­ру ушло около часа времени.

Вновь прохладный пресный душ и шалаш, где по­лудрема сознания обитает в полуватном полностью рас­слабленном теле.

А за шалашом.

Эдуард с докторицами и еще несколькими подтя­нувшимися к ним и перезнакомившимися людьми со-организовались в компанию. Слышны тосты, песни, подвзвизгивание, подчмокивание — все ясно: наши, «русские», гуляют-отдыхают.

А из дальнего шалаша слышны подстукивающие звуки тарбуки и протяжное арабское горловое пение.

Через проем входа моего шалаша видно, как куч­ка сотоварищей-филиппинцев расположилась на бу­горке около самого берегового обрыва. Едят свежеза-жаренные куриные крылышки со свежим жгучим перцем, прикусывают сухими галетами, отхлебывают «Колу». Этим коренным жителям Юго-Восточной Азии от длительного пребывания под всепронизываю-щими лучами ничего плохого для здоровья точно не

будет.

Иорданские розово-красные зори постоянно ме­няют свою цветовую гамму при изменении угла паде­ния преломленных через дымку-туман солнечных лучей. В основном местные горы состоят из песчан-

212

ника, базальта, слюды. Каждые полчаса окрас гор, переливаясь, меняется от светло-розового до сирене-во-оранжевого с многочисленными разнотональны-ми прожилками красно-оранжевых цветов и вкрап­лением серого.

Может быть, я со временем сумею написать крас­ками этюд с видом этих гор, где покоится тело перво­священника Аарона, брата пророка Моисея. Об этом говорится в Торе, об этом же рассказывают легенды бедуинского племени бдуль, живущего в окрестностях города-призрака Петры.

Петра — это просто чудо света. Находится она со­всем недалеко, за Мертвым морем, на территории Иордании.

А пока у меня есть время, я выхожу из своего шалаша и делю карандашный эскиз мертвоморского пейзажа.

Полдень, скоро уезжать. Я надел футболку и бейс­болку.

А рядом араб со своим верблюдом зарабатывает деньги согласно израильскому анекдоту:

«Сколько стоит прокатиться на верблюде, чтобы мои друзья меня сфотографировали? — спрашивает турист.

—  Бесплатно, в подарок, — отвечает араб.

Турист взбирается на верблюда, фотографирует­ся, проезжается по площадке... Устал, да и страшно­вато с непривычки.

Кричит:

—  Спасибо, хватит! Я хочу слезть на землю! Тут уже хозяин-араб говорит:

—  Извините, но я должен для этого поработать — дать команду верблюду сначала встать на колени, по­том лечь на брюхо. Вот это уже стоит денег. Пятьде­сят шекелей, господин!»

.А правая сторона Иорданской долины у основа­ния гор имеет местность под названием Кумран. Там, у подножия горных хребтов, в пещерах были найде­ны знаменитые
213

Кумранские свитки. За сто пятьдесят лет до новой эры, когда большинство жителей Земли еще были варварами, в тех пещерах уже поселились первые социалисты — община ессеев. Здесь были на­писаны их трактаты о социальной справедливости и отмене рабства. Что-то из тех трактатов позднее пере­родилось в «Остров Утопия», что-то было взято евре­ем Карлом Марксом для построения новой религии — коммунизма.

Я по памяти, вслед за эскизом созерцаемой мною библейской земли еще делаю эскиз Соленого озера в Забайкалье и вспоминаю озеро Светлояр, также вос­петое в легендах и сказаниях нижегородской стари­ны. И есть у мена фото из архива моей учительницы,

214

Нины Панкратьевны Ломакиной, где паломники на коленях обходят кругом святое нижегородское озеро, на дне которого, по легенде, покоится заповедный град Китеж.

С удовольствием публикую эту фотографию.

И тут же задаю сам себе вопрос: в каком жанре я пишу? Честно говоря, и сам не знаю. Пишу, что на сердце, да и всё.

В 12.30 пополудни наш автобус разворачивается и начинает движение назад, в Иерусалим. Это займет менее часа времени, и с отметки «- 400 метров» мы поднимемся на «+ 800» над уровнем Мирового океана.

Не знаю, дорогой читатель, увидел ли ты моими глазами хотя бы частицу того, что видел я. Но я на своем простом,
215

«сапожничьем» языке выполнил просьбу своего друга Владимира Николаевича Гори­на, который когда-то был мэром Нижнего Новгорода, рассказал о том, что прочувствовал, увидел, услышал, вспомнил, находясь на берегу одного из чудес света — Мертвого моря.

Я думаю, что повествователи других националь­ностей могут на своих языках: иврите, английском, румынском, арабском, украинском, амхарском — рас­сказать о легендах, сказках, мифах, былях, ассоции­рующихся у них с этим древнейшим библейским угол­ком нашей крохотной планеты Земля.

 

Для справки, возраст некоторых городов: Иери­хон — 7000 лет, Иерусалим — более 3000 лет, Казань — 1000 лет, Москва — 858 лет, Нижний Новгород — 784 года, Чита — 130 лет.

 

В Читинской области находится Соленое озеро, о котором я рассказывал. Сам город Чита по указу си­бирского генерал-губернатора был заложен 30 нояб­ря 1875 года, тогда же начала работать Первая го­родская дума.

Крепость-острог был нанесен на карту Забайкалья еще в 1830 году, но статус города Чита получила толь­ко 45 лет спустя.

Человеческая цивилизация в разных регионах име­ет разный возраст. Но есть у людей одна общая зада­ча: дать восторжествовать справедливости в любой точке земного шара — и обжитой людьми много ты­сяч лет назад, и лишь недавно освоенной первопро­ходцами.

Думаю, я не ошибаюсь!

195-205    206-215    216-223