216-223

                                   ТЕТРАДЬ ДЕВЯТАЯ

 

Дорогой читатель! В предыдущей тетради я рас­сказал тебе о Мертвом море, о том, как я отдыхаю на его побережье. Часы моего отдыха всегда сопровож­дается уединением, когда я размышляю и вспоминаю.

Память, бывает, будоражится в моменты радост­ного застолья... Вообще-то в Израиле почти все мно­го и тяжело работают. Но зато очень хорошо отды­хают. Один из самых популярных видов отдыха израильтян — это выезд на шашлыки.

Так называемые светские евреи, не очень-то со­блюдающие религиозные традиции, как правило, в субботу выезжают за город, в лес или на побережье Средиземного моря и готовят там шашлыки, которые и поедают, запивая кто чем. Также праздничные дни Лаг ба-Омер и День Независимости отмечаются изра­ильтянами обычно около мангалов.

9 апреля 2005 года я был приглашен на шашлыки по случаю 50-летия моего иерусалимского друга Вевла.

В одиннадцать пополудни Вевл забрал меня из моего дома и где-то через двадцать минут мы были на горе Кеннеди. Да, в Израиле многие горы имеют на­звания, этой же горе дали имя в память об убитом президенте США Джоне Кеннеди. Здесь же располо­жен мемориал, где рассказывается о жизненном пути президента, о его трагической гибели, о том, как мно­го он сделал для евреев и Израиля.

217

По всей территории Израиля существуют особые зоны отдыха, оборудованные деревянными столика­ми и скамейками, специальными металлическими под­ставками для мангалов, урнами, местами для разве­дения костров, автомобильными стоянками и, конечно, в дни отдыха израильтян эти зоны охраняются поли­цией и армейскими патрулями.

Когда мы с Вевлом приехали на место, то компа­ния приглашенных была уже в сборе.

Алекс, полицейский, жарил шашлыки, у него был свободный от службы день.

Поставив машину на стоянку, мы с Вевлом пере­прыгнули через невысокий, но широкий бордюр, огора­живающий зону отдыха (это необходимая мера проти­вопожарной безопасности, такими же камнями огорожены места для костров). Местная зона отдыха — это несколько сот метров по периметру, под больши-

218

ми красивыми соснами и кипарисами, разбросанны­ми от макушки горы до самого ее подножия. Через просветы между стволами можно любоваться красо­тами Израиля в так называемой «зеленой зоне».

На крохотном клочке еврейской Святой земли есть и вечнозеленые лесные массивы, и пустыни, и аль­пийские луга, и черноземные пойменные поля, и за­поведные саванны, и горные водопады. А еще воды Средиземного и Красного морей, омывающие грани­цы страны с юга и запада. Все достопримечательнос­ти не исходить и не изъездить за годы.

Так что шашлыки — это, с одной стороны, услада телу, с другой стороны — душа растворяется в красо­тах окружающего пространства, от чего происходит подпитка духовных сил человека.

Дорогой читатель, ввиду того, что в этой тетра­дочке я рассказываю о некоторых «пикантных» ве­щах, то многие имена персонажей моего рассказа из­менены, а фотографий почти не будет, только рисунки.

А так очень интересно: земля — Святая, природа — божественная, а люди.

Конечно, в основном, нормальные, приятные, тем не менее, затесалась в ту компанию, скажем, дама из вчерашнего Советского Союза, так называемая «со­вковая». Куда деваться? Как увидел и узнал я ее, то только слегка кивком головы поздоровался — и на другой край стола, подальше от нее.

Буквально за несколько дней до этой встречи был у меня с Геней (так назовем эту дамочку) телефонный разговор. Она мне позвонила и начала:

— Липа, твой сын Довид дружит с моим Лейбом. Он, Довид, очень плохо влияет на моего сына. Учит его делать отмычки и открывать замки. Я не знаю, чем это может кончиться, не знаю, что и где уже ук­рал твой сын.   У меня на приеме был наш земляк — горьковчанин Кафимана*, он очень много мне расска­зывал о тебе. Он всё про тебя знает, он убедил меня в том, что ты приехал в Израиль по заданию КГБ. Я придерживаюсь его наставлений — и не желаю, что­бы твой сын дружил с моим!

От последних слов я рассмеялся и в трубку произ­нес:

— Да здравствует дружный и нерушимый Союз Советских Социалистических Республик, если живы такие люди, как ты и Кафимана, и у них язык болта­ется, как маленький хрен в большом презервативе. Мне все ясно. Советская зараза злословия еще жива, с чем я тебя и поздравляю.

Для справки:

Геня пришла в неофициальную синагогу «Липы Грузмана» на улице Свердлова поздней осенью 1990 года. Вначале она побеседовала с «равином»-земля-ком о возможности в Советском Союзе оформить ре­лигиозный развод с первым мужем — евреем (со вто­рым, неевреем, она уже оформила развод в народном

суде).

Геня — врач. Первый ее муж — тоже врач. Прожи­ла она с ним пару лет и родила от него девочку. По настоянию матери мужа, которая считала, что Геня — бешеная, первый муж дал пинка некогда возлюблен­ной однокурснице и женился на другой, тоже еврейке. Геня же назло «чокнутому мужу» вышла за русского, простого деревенского шофера и в скором времени родила от него сына Лейба. Но и брак с шофером тоже немного погодя распался.

219

Подошло время, когда евреи начали бежать из неру­шимого Советского Союза. Геня с двумя детьми тоже стала оформлять документы на выезд, но первый муж

220

никак не хотел подписать «Уполномочение» на получе­ние развода в израильском раввинатском суде. В резуль­тате она, Геня, теряла возможность получать в Израиле пособие на двоих детей как мать-одиночка. Также она имела намерение найти уже в Израиле нормального муж­чину, «не бешеного», и построить с ним новую семью.

В общем, ко мне пришла просьба от «равина-зем-ляка», чтобы я встретился с первым мужем Гени и как-то повлиял на него, дабы он подписал необходи­мый документ.

Через день, с утра пораньше я пришел в дом к этому обделенному судьбой молодому мужчине-еврею. Хозяин квартиры открыл дверь сразу после моего звон­ка. Увидев меня на пороге, он взял стоящую в углу щетку и, ничего не говоря, начал колотить меня ею. На четвертом ударе палка сломалась. Уже оставшим­ся заостренным концом «бешеный» попытался уда­рить меня в живот. Но тут во мне сработали инстинк­ты, приобретенные в юности. Удар палкой в живот я отбил, а «бойца» одной рукой взял за грудки и, под­няв над полом, прижал к стене со словами:

— Гаденыш, я пришел к тебе поговорить, бить я тебя не собираюсь, в тебе веса, как в кролике, и твой скелет скручен проволочками. Как можно быть та­ким идиотом и нападать на человека, тем более если ты видишь, что он тебя прибьет одним ударом? Ско­тина, что ты сейчас сделал? Придешь ко мне в синаго­гу и как миленький подпишешь бумагу! От тебя не убудет, а твоя бывшая жена будет от тебя свободна, так же, как ты от нее, а еще она получит какие-то деньги от Государства Израиль на твоего ребенка, ко­торому ты не хочешь помочь.

На следующий день я отдал Гене подписанный ее первым, «бешеным» мужем документ. И вскоре она уехала в Израиль.

221

А у меня начались проблемы — второй Генин муж, шофер, стал приходить ко мне по ночам, сильно пья­ный, и произносил примерно один и тот же монолог:

— Липа, а как в Израиле живут моя жена и сын? Я ведь остался один со старыми родителями. Знал бы, что так случится, ни за что бы на еврейке с ребен­ком не женился! Четыре года я с ней, бешеной, жил. И сейчас мне очень плохо. Детей я любил и люблю. Родители — старые. Семьи — нет. Она, Генька, ко­нечно, бешеная, но она мать моего сыночка.

Эти неожиданные ночные визиты продолжались почти до самого моего отъезда в Израиль.

 

А в Иерусалиме рядом с моим домом, по сосед­ству, как оказалось, живет моя землячка Геня со сво­им новым другом и с сыном Лейбом. Мой Додик под­ружился со сверстником-земляком. Старшая дочка Гени жила с бабушкой, и мамочку почему-то не хоте­ла видеть.

А жизнь шла. И вдруг тот телефонный звонок, о котором я уже рассказал.

Ладно, поговорили и расстались — но вдруг выяс­нилось, что эта Геня является двоюродной сестрой Вевла, который до репатриации жил в Чебоксарах. Вначале в Израиль приехал он, а через пару лет — его жена с сыном. В Чебоксарах я бывал много раз, и там у меня жили и живут друзья.

Вот таким тесным и маленьким оказался для меня мир 9 апреля 2005 года.

 

А празднование юбилея началось сразу после на­шего приезда. Первый тост — за Вевла, он музыкант, который чебоксарские дубовые рощи и плантации хмеля поменял на Иерусалимский лес и плантации цитрусовых
222

Мы с Геней по разные стороны стола, и я наде­юсь догулять, доотдыхать, не связываясь с ней. Гос­ти шашлычного застолья почти все знают меня как сапожника.

Идет процесс пережевывания кусочков зажарен­ного на углях мяса с запитием проглоченного. Что-то говорят о моих книгах, о том, что было в России, что происходит здесь.

Вскоре подъехала еще тройка машин — с гостями из Хайфы. Это припозднились из-за дальней дороги друзья-земляки Вевла по Чебоксарам. И какая-то из­раильская семейная пара уже солидных людей тоже подъехала к нашему праздничному столу с дивными шашлыками.

Алекс-полицейский в этот день выполнял функ­ции шашлычника и возился у мангала, готовя все но­вые и новые порции шашлыков.

Вдруг от приехавшей из Хайфы компании отделя­ется один из мужиков (назовем его Леня), подходит ко мне, жмет руку и говорит:

—  Я тебя знаю, ты — Липа из Нижнего Новгоро­да. Я к тебе в синагогу вместе с Шерцем приезжал. Нас тогда из Чебоксар целый автобус евреев приехал посмотреть, что это вообще такое — синагога. А еще раньше ты у нас побывал.

Ошарашенный услышанным, я быстро пустился в «обратный путь» по своей «дороге памяти» и тут же ответил Леониду:

—  К вам в Чебоксары на собрание еврейского об­щества я приезжал 13 апреля 1997 года, а ваша деле­гация была в Нижегородской синагоге в самом конце августа того же года.

В моем сознании еще раз промелькнула мысль: «Как же крохотна эта планета, и как же тесен этот человеческий мир.»

223

Пошли воспоминания о жизни в Чувашии, где я почти весь 1976 год прожил прикомандированным специалистом, уезжая в Горький только на выходные.

А между разговорами и воспоминаниями — шаш­лык, водка, коньяк, шашлык, сок, коньяк.

В эти минуты застолья слова Максима Горького: «В жизни всегда есть место подвигу» — подтверди­лись.

Друзья-израильтяне Вевла (Габи и его жена Орна) с малых лет жили в строгой еврейской ортодоксаль­ной традиции. Но в последний год они почему-то пере­стали ходить по субботам в синагогу и начали ездить на своей машине — это подвиг. Наоборот, в Израиле есть люди, которые, живя до определенного момента «по-светски», вдруг начинают скрупулезно выполнять талмудические предписания, зомбируясь от выполнен­ных заповедей в одно им понятное блаженство бого-послушания — и это подвиг.

И вот уже отступивший в какой-то степени от религиозного закона Габи присоединяется к нашей тройке, то есть ко мне, Леониду и его жене Лене со словами:

— Переведите на иврит, о чем вы говорите, мне интересно, но сначала выпьем!

Леонид рассказывал о своей жизни, когда он слу­жил в армии, точнее в войсках МВД и был инжене­ром-электронщиком в до боли знакомых мне испра­вительно-трудовых учреждениях.

Мы выпили по чуть-чуть, по израильским нормам, так как разливал Габи. Конечно, для нас, «русских», несколько капель коньяка ничего не значили, и Лео­нид уже хотел рассказать о себе на иврите. Но Габи, взяв со стола кусок красивого, пахнущего, сочного свежеподжаренного мяса, вдруг испуганно бросил его в мусор.

206-215    216-223    224-228