Такая она -жизнь.
Том.4
Хроникально-художественное повествование в 3 частях
Том.4
Хроникально-художественное повествование в 3 частях
Грузман Липа. Такая она – жизнь. В 3-х частях.
В этой книге автор определяет жанр своих повествова-
ний как сказы, представляя читателю образы самых разных
граждан России и Израиля в значительном временном про-
странстве.
Многое в этой книге продиктовано художественным вы-
мыслом, но есть и фактологически точные детали.
Если кто-то из читателей найдет в этой книге волную-
щие или даже обижающие его строки в художественных
фрагментах сказов – все совпадения случайны.
Редактор – Елена Косоновская
Графика – Нелли Полищук
© Все права принадлежат автору
© Иллюстрации и дизайн обложки выполнены автором
ISBN 978-965-7088-79-1
Заказ № 251
Эксклюзивный тираж 100 экз.
Издательство ЛИРА – P.O.B. 26159, Jerusalem, 96586.
Tel/fax 972-2-6412690.
Автор выражает сердечную благодарность людям, оказав-
шим помощь в выпуске этой книги: вице-мэру Иерусалима
Марии Новиковой, земляку-иерусалимцу Патрику Цаху, зем-
ляку-нижегородцу Владимиру Шмелеву, земляку-ниже-
городцу Сергею Белякову.
Типография «Ной», Иерусалим, тел. 02-6250561
Printed in Israel
Часть первая
<<КУВЫРКАННЫЕ>>
4
Затихла Вторая Ливанская война… Боевые действия
Армии Обороны Израиля, прекратились, но антиев-
рейские пропагандистско-информационные страсти в вирту-
альном пространстве все еще не утихли. Журналы и газеты
всего мира печатали портреты благообразного террориста –
шейха Насраллы, телеканалы транслировали душераздираю-
щие сюжеты о бомбежках «мирного» Южного Ливана, Интер-
нет был перенасыщен небритыми мордами басмачей, эмоцио-
нально гавкающими на агрессоров-сионистов, то есть евреев.
Иранский же «фюрер» – тот вообще заявил на все мировое
пространство:
"Государство Израиль нужно перенести в центр Западной
Европы или в Канаду. А Холокоста в середине кровавого XX
века вообще не было. Холокост — выдумка сионистов!"
И подумалось мне, иерусалимскому свободному сапожни-
ку: "Махмуд Ахмадинеджад явно перегрелся на солнце, и при-
ходит в его воспаленные мозги чушь собачья, а еще от этой же
чуши возомнил он себя не менее великим, чем пророк Мухам-
мед"… Вот и пытается доказать недоказуемое, даже организо-
вал в Тегеране специальную международную конференцию по
поводу того, что "НЕ БЫЛО" в Европе еврейской трагедии.
Возомнивший себя сегодняшним Мухаммедом новый бес-
новатый восточный фюрер пригласил в столицу своей деспо-
тии "великих мужей-аксакалов" планеты Земля, чтобы они
дружно, одной общей "луженой глоткой" пролаяли: "Не было-
о-о-о Холокоста!" А для того, чтобы выглядело сия акция как
бы правдоподобнее, чтобы громче и «доказательней» выли эти
голоса — пригласил участвовать в сей «научной» конферен-
ции (естественно, за хорошие деньги) несколько сторонников
«Нетурей карта» – еврейских тварей, которые смеют называть
себя раввинами.
«Ох, и люблю же я вас, евреев — не сионистов!» — гово-
рил, гримасничая, тегеранский деспот, сплевывая в сторонку
после лобзания с Ароном Коэном из Великобритании, Моше
Арье Фридманом из Австрии и еще несколькими выродками
из еврейской нации.
5
А я что? Я – свободный иерусалимский сапожник, Иесса,
тоже плюнул, когда увидел эдакий интим на экране телевизора
— дикая, заросшая щетиной, рожа восточного фюрера лобыза-
ется с еврейскими бородами, под которыми вроде даже лица
проступают.
Отключил я свой телик и побрел медленно к Горе памяти в
Иерусалиме, где находится музей "Яд ва-Шем". (Это огром-
ный комплекс — с галереями экспозиций, запасниками, биб-
лиотекой, научно-исследовательским центром, "Аллеей пра-
ведников мира", залами для поминальных церемоний и науч-
ных конференций.) И думалось мне на улицах Западного Ие-
русалима о том, как же получается в этой жизни, что лидер
значительного государства и древнего иранского народа мо-
жет так бесстыже врать и злословить на глазах у всего цивили-
зованного мира… Откуда берется у людей такое словоблудие.
Он же, фюреришко, совершает злодейство — оскверняет па-
мять шести миллионов евреев, погибших от рук нацистов, с
которыми, кстати, сотрудничал тогда и иерусалимский муфтий
Амин Аль-Хусейни (почему-то про этого мусульманского дея-
теля никто не вспоминает…). Да и кроме Ангелы Меркель и
Джорджа Буша никто из мировых политиков почти не реаги-
рует на нового преемника муфтия Амина — видите ли, поли-
тический этикет не позволяет достойно ответить на бредни
фанатика-радикала …
Но еще задолго до зарождения ислама, за две тысячи лет
до того, говорили еврейские мудрецы: "Что было – то было!"
И это БЫЛО зафиксировано на Небесах и в памяти люд-
ской, и в истории человечества.
Вам бы пришло в голову усомниться в реальности Холоко-
ста? Думаю, что нет. Так же как мне, Иессе, рожденному в
первый год после Великой Победы. Я разговаривал со многи-
ми живыми свидетелями той трагедии, около моего сапожного
киоска очень часто сидели на табурете евреи и рассказывали о
ранах тела и души, полученных в те времена. В своих расска-
зах они изливали каждодневную боль и страдание, которые
засели в их сердцах.
6
Я уверен в правде, поведанной мне моими единоверцами.
Я уверен в правде того, что услышал из уст русских, татар, ук-
раинцев, грузин, армян — участников военных событий.
А мемориал "Яд ва-Шем" запечатлел в себе суровую па-
мять о той трагедии, и он напоминает всему человечеству:
«Было! Было!! Было!!!»
И, конечно же, продажные твари от евреев: Арон Коэн и
Моше Фридман — еще получат свое. Получил же как-то Ла-
зарь Моисеевич Каганович стариковской клюшкой по башке в
старом арбатском переулке…
— Нельзя, паскуда, предавать свою мать, свой народ,
древний еврейский народ! — приговаривал дед-еврей, потчуя
клюкой предателя, который, будучи сталинским наркомом,
сдавал евреев в НКВД.
* * *
С непростыми мыслями пришел я на Гору Памяти, с горь-
кими чувствами шел по дорожкам комплекса "Яд ва-Шем" и
задавал чистому иерусалимскому небу свои вопросы:
— Как? Почему в этом прекрасном мире рождались и жи-
ли: Богдан Хмельницкий, Адольф Гитлер, Адольф Эйхман,
Ясер Арафат, муфтий Амин Аль-Хусейни — и сколько же тва-
рей, им подобных, было на этом свете? Почему живут вновь
рожденные злодеи-драконы: Усама Бен-Ладен, Махмуд Ахма-
динеджад с их верноподданными слугами?
Злодейство живуче, евреи об этом знают и помнят. Этого-
то и боятся новые фюреры и стараются запугать своих под-
данных, обвиняя в нищете, безграмотности и отсталости своих
деспотий евреев и Государство Израиль.
Смеются над их — фюреров-бесов — напыщенностью ев-
рейские мудрецы: ой, как может быстро получиться, что про-
зреют подданные Махмуда и низвергнут его… Поскидывали
же люди фашистов в Германии, покончили с властью комму-
нистов в России…
Но всё это было уже где-то там, далеко позади. После два-
дцать второго июня в магазинах, на рынке, дома, на улице все
только и говорили о войне.
К словам "война", "бои", "фронт", "жертвы", "раненые",
"бомбежки" прибавилось неизвестное ранее словечко: "эва-
куация". И в тот же день, когда Илья услышал это незнакомое
слово, над городом низко-низко пролетели самолеты с черно-
белыми крестами на крыльях. А потом еще и еще…
А вскоре уже никто и не считал, сколько раз за день проле-
тают над городом тупо рычащие бомбардировщики, от кото-
рых дребезжат стекла домов. Люди уже начали считать дни, то
есть гадать — когда же в городок войдут немецкие танки.
Кто-то гадал, а кто-то начал собираться в дорогу, в неиз-
вестность, имевшую вполне определенное, жутковатое, холод-
ное название — эвакуация. "Скоро в Лудзы ворвутся фашист-
ские танки, и всех евреев убьют", — передавалось из уст в ус-
та среди мирных сограждан — евреев, латышей, литовцев, по-
ляков, русских.
А Эли вспоминал о коротком, быстро промелькнувшем
времени советской власти в Латвии: "Как хорошо было: поя-
вилось красивое слово "товарищ"… А по радио диктор Юрий
Левитан читал: "Рабочий человек всегда друг другим рабочим,
и это роднит всех граждан Советского Союза". Но вскоре теп-
лые воспоминания о недавнем прошлом улетучились — где-то
вдалеке послышались бомбовые разрывы.
Страшно! Очень страшно — война вплотную подошла к
родному городку. Нужно помогать маме и папе собираться в
дорогу. А что брать? Очень многое придется оставить здесь, и
Илья вновь стал осматривать вещи, задавая сам себе вопрос:
что нужно взять с собой. Конечно, самовар, кастрюли, сково-
родки, тарелки, патефон, графины — все это останется…
Тут в дом вбежал взволнованный Алик:
— Сколько можно собираться? Уже неделя прошла с нача-
ла войны. Немцы вот-вот займут Лудзы, нам нужно срочно
бежать! Потом будет поздно!
Перепуганные родители начали помогать Алику вытаски-
вать на улицу вещи: чемоданы, узлы с постельным бельем, пе-
14
ринами и одеялами, медный тазик с деревянной ручкой и
оцинкованное корыто. Мама стояла посреди комнаты и плака-
ла, глядя на почти новую швейную машинку "Зингер". Да, ее,
красавицу, приходится тоже оставлять, вместе со старым рез-
ным буфетом и красивыми венскими стульями, с бабушкины-
ми субботними канделябрами — все это тяжелое или чересчур
объемное. Беда: нужно срочно покидать родной дом…
К дому подъехала телега, запряженная гнедой кобылой —
это Алик нанял соседа Раймонда на извоз. Тот с радостью
взялся переправить еврейскую семью к границе с Россией —
так как по уговору Алик разрешал его старшей дочери засе-
литься в дом Шнееров: она лишь недавно вышла замуж и жила
в семье мужа. Такое счастье подфартило — соседи освобож-
дают дом и, наверное, насовсем.
Очень быстро вещи были уложены, беженцы залезли на
телегу, и буквально через пять минут повозка Раймонда рас-
творилась в веренице таких же возов, тянущихся по направле-
нию к выезду из городка.
С выпрыгивающим из груди сердцем сидел Илья на телеге,
держа в руках ранец с тетрадками и учебниками на латышском
языке. Он думал об учебе на новом месте, в загадочной эва-
куации.
Очень быстро брусчатка городской улицы закончилась, и
вдоль пыльной летней проселочной дороги потянулись моло-
дые сосенки и березки.
Совсем немного отъехали от городка, как Раймонд начал
бурчать:
— Дурак я! С евреями связался! Вдруг германские самоле-
ты нас накроют? Эх, лучше бы сидеть мне дома… А так мож-
но и лошадь загубить, и себя тоже. Как моя семья без кобылы
жить будет? А без меня? Ну и дела…
В подтверждение слов возницы вдалеке заухали разрывы
бомб, а вскоре навстречу из-за облаков вынырнуло несколько
немецких самолетов.
Алик задрал голову вверх и в такт самолетному гулу заго-
ворил:
15
— Эти уже отбомбились. Они сейчас пустые, без бомб,
возвращаются на свой аэродром. Эти стервятники нам не
страшны. Эх, жаль, что у меня только винтовка! Был бы пуле-
мет, я смог бы срезать фашиста. Жаль, нас в батальоне рабо-
чей милиции не успели научить стрелять из пулемета! Выдали
только винтовки и поручили охранять завод. Так я ни разу и не
выстрелил во врага! Но ничего, я сразу после эвакуации и обу-
стройстве на новом месте. пойду на фронт, хорошо, что на мне
форма, да и винтовка есть…
Самолеты растворились в далеких облаках за городком
Лудзы, а телеги с беженцами продолжали катить в спаситель-
ную эвакуацию.
Время ползло в тишине лесной дороги, однообразие и ти-
шина которой периодически нарушалось лишь летящими в
небе самолетами да последующими разрывами бомб вдалеке.
Пока вереница беженцев на дороге не подвергалась нападе-
нию. Тем не менее, когда впереди, на опушке леса показались
крыши домов хутора, в центре которых торчал медный шпиль
костела, извозчик заявил:
— Рейзел, Янкель я дальше хутора Иснауда вас не повезу.
Мне ни к чему жизнью рисковать! Вдруг под бомбежку попа-
дем. Я — латыш, а у латыша — только хрен да душа. Нам —
что русские большевики, что немецкие фашисты — никакой
разницы. Свободы не было, нет — и не будет. Конечно, плохо
то, что Гитлер вас, евреев, извести хочет, но мы, латыши, тут
ни при чем. Ваша нация чем-то Германии насолила, а я за что
страдать должен? Старшая моя дочка недавно замуж вышла, а
еще троих поднимать на ноги надо. В общем, я не буду риско-
вать. Я возвращаюсь.
Лица Янкеля и Рейзел разом загорелись нервным румян-
цем от услышанного. Из глаз мамы Рейзел брызнули слезы,
она взмолилась:
— Раймонд, не бросай нас! Если мы не выберемся из Лат-
вии, нас всех убьют!
Но Алик повел себя иначе, он гордо отчеканил:
— Сейчас люди боятся не только завтрашнего дня, но и
следующей минуты. Мама, папа, Илюша — давайте освобо-
16
дим подводу, и пусть то, что мы не сможем взять с собой, ос-
танется Раймонду. Он не хочет рисковать — это его воля. А
мы уедем на какой-нибудь попутной машине.
Не въезжая в хутор, извозчик развернул телегу в обратном
направлении и остановился, давая возможность евреям-
беженцам "очистить" от вещей его кровную собственность.
По дороге в эти минуты тянулась вереница эвакуантов-
пешеходов, в одеждах средневековой Европы, резко отличав-
шихся от других советских граждан — это были суперорто-
доксы-"литваки". Семья Шнеер ничего не оставалось, как при-
соединиться к соплеменникам.
Раймонд же стегнул вожжами лошадь, и его телега запы-
лила назад.
Янкель и Рейзел несли чемоданы, Алик одной рукой дер-
жал на плече узел с двумя теплыми одеялами, другой рукой
крепко сжимал ремень винтовки, полученной в горкоме ком-
сомола за месяц до начала войны. Илья же просунул руки под
ремни ранца, и его ноша удобно воссела на спину, сделав сво-
бодными руки, в одну из которых он взял узелок с караваем
хлеба. «Я не брошу учебники и тетрадки, я буду учиться на
новом месте», — вслух произнес Илья для самоутверждения.
Растерявшись от непредвиденной ситуации, случившейся в
самом начале пути, все шли понурые. Но им повезло: вскоре
Алик вскинул руку и остановил полуторку с брезентовым тен-
том над кузовом. После короткого разговора с таким же моло-
дым русским лейтенантом, сидевшим рядом с водителем,
Алик бодро выпалил, обращаясь к своим близким:
— Нам разрешено ехать вместе с солдатами!
Он помог родителям перевалиться через задний борт, под-
садил Илью, а затем и сам ловко забрался в кузов машины, ко-
торая была почти полностью забита солдатами. Грязное, обор-
ванное обмундирование солдат, — кое-где пропитанное за-
пекшейся кровью, — говорило, что это остаток какого-то раз-
битого немцами подразделения.
Машина стала быстро набирать скорость, мучительно про-
трясая внутренности усталых пассажиров. Держась за попе-
17
речные скамейки, сделанные из толстых досок, солдаты руга-
лись после каждого подскока полуторки.
Но очень скоро выяснилось, что выбоины дороги — сущая
ерунда. Близкий разрыв бомбы напомнил, что война рядом, и
от нее так сразу не убежишь даже на машине. Более двух де-
сятков пассажиров бросились ничком на низ кузова, превра-
тившись в "штабель дров", который бросало то вперед к каби-
не, то назад, — но водитель нещадно давил на педаль газа, все
увеличивая скорость. Разрывы участились, и барабанящие по
верху тента и фанерной крыше кабины комья твердой глины
заставляли шофера гнать все быстрее и быстрее.
Полуторка стремительно неслась сквозь грохот разрывов и
свист разлетающихся осколков бомб. На машину сыпались
комья земли и вперемешку с ними — булыжники, которыми
были вымощены придорожные канавы.
"Вот б…ь, опять под бомбежку попали!" — матерился
солдат, лежащий рядом с Ильей, у которого очень сильно бо-
лело колено — по нему пришелся удар металлического за-
тыльника приклада винтовки: Алик, падая на дно кузова, как-
то неаккуратно развернул свое оружие, и боль в коленной ча-
шечке скрючила младшего брата. Сам Алик упал ребром на
рукоять затвора, и ему тоже было больно. А дно кузова все
прыгало, как трещотка, обколачивая об себя тела людей, бе-
гущих от немцев.
Страх, подавленность, смятение, звон в ушах, боль в коле-
не — все это смешало нормальный ход мыслей Ильи, который
совершенно потерял счет времени, как, впрочем, и все пасса-
жиры машины. Казалось, что налет продолжается бесконечно
— сообразить, сколько времени он длится, Илья не мог.
Побледневший от сознания собственной беспомощности,
Алик кричал брату на ухо: "Когда же эти сволочи немцы пре-
кратят бомбить?" — "Счастливые часов не наблюдают. Выхо-
дит, что мы, потерявшие счет минутам, уже в "раю". В любую
секунду нас может разнести…" — думал измученный Илья.
И все же бомбежка окончилась. Люди, вдавленные страхом
в днище кузова, начали понемногу приходить в себя.
18
Первый очухавшийся после разрывов солдат прохрипел:
«От, сучье племя! Сколько ж у них, окаянных, бомб и самоле-
тов? Опять нам повезло – пронесло смерть мимо».
Он поднялся, сел на скамейку, водрузил на стриженую го-
лову пилотку, поднял винтовку, валявшуюся около ног и, за-
жав оружие между колен, обратился к сослуживцу, сидевшему
на дне кузова с запрокинутой кверху головой — из носа бойца
текла кровь:
— Нужно закурить и дым выпустить через нос. Кровь и
перестанет текчи. В нашей деревне стары люди говорили, что
такое действо помогает при разбитой носопырке. А вообще-то
мы легко отделались на этот раз. Доберемся до привала — по-
смотрим, сколько машин вообще уцелело. Страх да и только
от этой войнищи!
В ушах Ильи стоял постоянный звон, а перед глазами ви-
села какая-то серая пелена, сквозь которую вырисовывались
расплывчатые силуэты родителей, поднимающихся с днища
кузова. Потом Илья увидел старшего брата, мучающегося от
приступа нервной икоты. Прижавшись к родителям и закрыв
глаза, младший сын прошептал: "Все, мы живы". Вдруг ему
очень захотелось спать.
Перед дорожным указателем с надписью "Зеелупе" маши-
на остановилась. Под тент кузова заглянул лейтенант, вышед-
ший из кабины, и произнес:
— Гражданские, быстренько вылазьте из машины. Идите
на пограничный пост, там нужно предъявить документы.
Отец, спрыгнув на землю, поклонился офицеру и застенчи-
во произнес:
— Спасибо вам огромное, что подвезли нас, господин во-
енный!
— Что? У нас в Советском Союзе нет господ. И спасибо
ваше мне не нужно. Был приказ, что, по возможности, граж-
данских лиц нужно подвозить.
На окраине городка Зеелупе в брезентовой палатке рядом
со шлагбаумом находился пограничный пункт. Побледневший
после пережитой бомбежки отец вошел в палатку — и через
19
пять минут Илья уже увидел, как он выходит оттуда, покрас-
невший, с трясущимися нервной дрожью руками.
— Приказано ждать особого указания товарища Сталина.
Оказывается, мы не советские, а латвийские граждане, и нас
пока на территорию России пропускать не велено.
Около временного контрольно-пропускного пункта уже
собралось несколько сот человек, которые расселись на опуш-
ке леса в ожидании директивы Вождя. И как-то само собой
возникло нечто похожее на цыганский табор. Особым местом
была площадка около грузовика, привезшего личный состав
лудзенской милиции — эти имели в большом запасе и еду, и
водку, и ватные матрацы, на что с завистью смотрели многие
полуголодные беженцы.
Лагерь, будоражимый загулявшей милицией, уже начал
погружаться в сонную тишину, когда около погранпункта про-
звучали выстрелы.
От костра к костру, от лежанки к лежанке вполголоса пе-
редавалось известие: "Пограничники расстреляли шпиона.
Среди беженцев был немецкий радист. Его опознали комсо-
мольцы из Лодзи. Нас не пропускают в Россию, так как в тол-
пу могут затесаться шпионы. Может быть, всем придется воз-
вращаться».
Лагерь медленно засыпал в тяжелых раздумьях о завтрашнем
дне. Лудзинские же милиционеры ни о чем не думали, так как к
моменту расстрела немецкого радиста все они уже были пьяны.
А когда над лесом начали гаснуть звезды и серый рассвет-
ный туман подступил к опушке, к Якову Шнееру подошел
лудзинский милиционер Иван Грибежовский — измятый, не-
бритый, пахнущий перегаром, в расстегнутой до пупа гимна-
стерке, с ремнем на шее.
— Яков, бери Рейзел и сыновей — мы вас всех отвезем об-
ратно до дому. У меня есть сведения, что немцев в двадцати
пяти километрах от Лудзы остановили. Так что еще немного
времени, и Красная Армия погонит фашистов назад.
Радостное известие мигом забросило семью Шнееров в ку-
зов милицейской машины, где уже дремали похмелившиеся
стражи порядка.
20
Машина быстро понеслась назад, но на сердце у Ильи
было неспокойно: по дороге навстречу ехало много подвод с
беженцами. На одной из них Илья увидел родных: дядю
Мойше, тетю Цилю — сестру папы, двоюродную сестру
Башеву.
— Мама, папа, смотрите — наша родня все же уезжает из
Лудзы. Милиция, конечно, своей машины не остановит. Да-
вайте хоть помашем нашим!
И телега, на которой сидели прощально машущие им вслед
родственники, осталась позади.
И, как записано в хрониках Ильи Яковлевича Шнеера, —
это была последняя мимолетная встреча родных, которые по-
сле победного сорок пятого будут уже значиться в списках
жертв Холокоста.
Подводы с беженцами двигались навстречу милицейскому
грузовику. И все же эта дорога домой, назад, — была счастли-
вой. В послеобеденное время уставшая, измученная, обеспоко-
енная неясностью обстановки семья Шнеер вернулась в род-
ной дом. Переступив порог дома, Алик подошел к отрывному
календарю, висевшему на стене, оторвал несколько листочков
и произнес:
— Идет девятый день войны…
Тут на пороге дома появился сосед Чипеленок, который
держал в руках узелок. Со словами: "Соседи дорогие, я, ко-
нечно понимаю, что вы очень устали, — но нужно покушать.
А насчет возвращения — думаю, это ошибка. Немцев около
Резекне остановили, говорят, но на какой срок? Может быть, они
просто пообедать решили, а Иван Грибежовский по пьяни выду-
мал, что — всё! Какое там всё… Беженцев на дороге больше и
больше, самолеты немецкие над головой не умолкают, а как того
германца остановить, никто толком не знает. Но ладно, об этом
потом, а сейчас — покушайте, соседи дорогие мои. Еда тут,
конечно, простая — хлеб, картошка, яички, но наесться мож-
но, покушать после целых суток мучений.
Что делать? Эту ночь проведете в своем доме, а утром, я
думаю, по ситуации посмотрим. Наверное, вам снова придется
уходить.
21
И сосед, не дожидаясь слов благодарности, попятившись,
вышел.
Шнееры, изголодавшиеся, ели быстро. Растроганный отец
сказал:
— Какой Чипеленок заботливый, спасибо ему!
Спать легли, не раздеваясь. Через несколько минут все ус-
нули крепким сном. Скромный ужин, принесенный соседом, и
чистая вода из колодца стали прекрасным "снотворным", усы-
пившим усталых людей.
Раннее утро в прифронтовом городе Лудзы началось с па-
ники. Рев танковых двигателей, лязгание гусениц, треск выби-
тых в витринах магазинов стекол, вопли, крики, сигналы авто-
машин… Где-то за городом ухали разрывы снарядов… Илья
выскочил на крыльцо дома и тут же увидел, что мимо несется
милицейский грузовичок, а его пассажиры не обращают вни-
мания на разграбление придорожных магазинов.
— Скорее, скорее, из города нужно убегать! Евреям это
необходимо! — кричат какие-то люди, уходящие в сторону
России.
— Собирайтесь, евреям нужно спасаться! — кричит сосед
Чипеленок, появившийся около дома. — Немцы уже захватили
Резекне и вот-вот будут здесь! Из города ваши уехали почти
все. Тикать нужно! Иван-лягавый валяется пьяный в канаве
около своего дома, его дружки здесь позабыли, а вам нужно
убегать как можно быстрей! — Чипеленок скрылся за углом
соседнего дома.
Стоявший рядом с Ильей Алик бросился домой с криком:
— Мама, папа, нужно срочно уходить, мы напрасно верну-
лись вчера!
Он закинул за плечо винтовку, взял велосипед и покатил
его на дорогу. Родители и Илья поспешили за ним, он сейчас
как бы стал главой семьи, от которого зависела их жизнь. Тут
же, на пыльной обочине дороги Алик увидел женщину, рабо-
тавшую в горисполкоме:
— Куда? В какую сторону нам идти? Мы вчера были в
Зеелупе, но нас не пропустили через пограничный пост — мы
22
не успели получить паспорта граждан СССР, сказали, что
нужно ждать особого указа товарища Сталина.
— В Голышево пробирайтесь, там нет заставы, дорога идет
по болоту. Машины точно там не пройдут, а людям вроде
можно проскочить.
Кожаный саквояж в одной руке и кожаный портфель в
другой говорили, что это не простая женщина.
И вдруг над головами, усиливающиеся с каждой секундой,
зарычали моторы немецких самолетов, летящих на небольшой
высоте.
Люди, наполнявшие городскую улицу, остановились и за-
тихли, устремив взоры в небо.
Несколько летящих бомбардировщиков словно загипноти-
зировали тех, кто был на земле. Все замолкли и как-то оцепе-
нели.
У каждого застывшего в страхе человека сердце заколоти-
лось так, будто за грудной клеткой забухал набатный колокол.
И в эти секунды вначале что-то пронзительно засвистело, а
затем оглушительно ухнуло, совсем рядом – буквально в сотне
метров в овражке за домом, где когда-то паслись соседские
козы.
Все застывшие на месте люди разом попадали на землю.
Шнееры также оказались в придорожной канаве около своего
дома.
Рядом с ними лежала женщина, уткнувшаяся лицом в ко-
рень большого придорожного лопуха, не выпуская из рук сак-
вояж и портфель.
К счастью, это был первый и последний взрыв авиабомбы,
сброшенной с одного из пролетавших самолетов.
Кто-то из фашистских летчиков просто «пошутил», следуя
на бомбежку какого-то объекта на территории России.
Эта разорвавшаяся невдалеке бомба уничтожила все коле-
бания Якова и Розы Шнеер. Уже никому не хотелось дожи-
даться окончания войны в родной Лудзе.
Семья Шнееров поднялась из канавы и буквально понес-
лась вслед за женщиной, размахивавшей портфелем и саквоя-
жем, в спасительную эвакуацию.
23
* * *
Мама с папой шли за велосипедом Алика, на раме которо-
го сидел Илья. Они вглядывались в лица беженцев с надеждой,
что в этой суматохе встретят кого-нибудь из своих многочис-
ленных родных и близких. Но эти изнурительные часы пере-
хода не были скрашены присутствием своих, их окружали не-
знакомые люди.
Пограничный пункт между Россией и Латвией на десятый
день войны, конечно, уже был установлен, но в этот день он
уже не стал препоной. Только винтовку Алику пришлось сдать
старшине-пограничнику, который на половинке тетрадного
листка написал расписку:
"Мною, старшиной В.И. Степановым изъята винтовка об-
разца 1895 года системы Мосина у гражданина Латвии Арона
Яковлевича Шнеера — бойца рабочей милиции города Лудзы.
1 июля 1941 г. Старшина Степанов. Погранпункт Гладышево".
Положив расписку в карман, Алик Шнеер вместе с семьей
вступил на поросшую мхом, проложенную русскими перво-
проходцами дорогу через топкое северное болото.
Узкая болотная гать заставила толпы беженцев сжаться в
один плотный людской поток и быстро-быстро идти, почти
бежать от еще не виданных, но страшных немецких танков,
"наступавших на пятки" измученным, брошенным в море горя
и страданий бегства людям.
Пройдя по дубовым бревнам, люди не снижали скорости,
многие, побросав свои вещи, просто бежали, бежали…
Один из лудзинских милиционеров, Самушев, пустил в
рысь свою пегую кобылу и, обгоняя велосипед, педали кото-
рого крутил Алик, прокричал:
— Ох, Шнееры, я еле-еле успел ускакать из Лудзы! Хоть
лошадка моя и быстра на ногу, но чует мое сердце, что от гер-
манцев не уйти!
Алик спросил милиционера:
— А не видели ли вы кого-нибудь из наших родственни-
ков, товарищ Самушев? Бабушку Сару, тетю Фриду — не
видели? Может быть, они идут следом за нами, и мы их по-
дождем?
24
— Чего-чего, а ждать я никому не советую, нужно быстрее
уносить ноги, тем более вам, евреям.
Милиционер пришпорил кобылу — и поскакал вперед.
Впереди замаячили крыши городка Красногорска, перед
которым начало вытягиваться на "большак" с боковой полевой
дороги огромное стадо коров.
Это стадо медленно переползало на булыжную мостовую,
разделяя поток беженцев. Те, кому пришлось пропускать гурт,
остановились на опушке леса, делая незапланированный при-
вал.
Уставшим беженцам повезло не только с отдыхом, но и с
обедом. Рядом оказался взвод советских солдат, который гото-
вился к обороне: рыли окопы, делали брустверы к двум пехот-
ным пушчонкам. У них был приказ задержать немцев перед
Красногорском. Рядом стояла полевая кухня, из котла которой
расползался запах преющей гречневой каши с тушенкой.
Молодой, розовощекий повар крикнул беженцам:
— Товарищи, мне надо уезжать, а в котле еще много съе-
стного. Прошу подходить всех, кто хочет получить половни-
чек солдатского варева! Мне же лучше, если вы покушаете,
налегке укачу.
Вскоре голодные беженцы с аппетитом насыщались сол-
датской кашей, которая для многих сыграла роль снотворного.
Целый час Алик, Илья и их родители крепко спали на опушке
леса вместе с сотней таких же горемык, не реагируя на крики и
щелканье кнутов погонщиков скота.
Но сон беженцев был нарушен ревом моторов пролетаю-
щих фашистских самолетов, к которому в скором времени
прибавились и бомбовые разрывы.
Рядом с Ильей вдруг истерически закричала какая-то жен-
щина:
— Сколько же у немцев самолетов и бомб? Мы пропали,
нам не добраться до безопасного места!
…Время от начала бомбежки и до ее окончания опреде-
лить было невозможно. Оно теряется в течении вселенского
времени, и его место занимает обычный человеческий страх,
переполняющий душу.
25
Но бомбежка все же кончилась, а возвращающиеся назад
стервятники скрылись в низких облаках. Беженцы устреми-
лись к Красногорску, где после бомбежки горело несколько
десятков домов. Ноги сотен людей двигались в такт треску ло-
пающейся черепицы крыш; послеобеденный отдых на опушке
леса дал силы быстро проскочить через городские пожары.
Выйдя за околицу беженцы увидели новое ужасающее зре-
лище: почти все стадо коров, перегоняемое через городок, ле-
жало здесь, за городским пустырем. Разорванное осколком
брюхо, оторванная голова, шея, из которой фонтаном брызгала
кровь, перебитые ноги… Несколько коров застряло между
раздвоенными стволами берез, растущих в придорожной роще.
Два молоденьких бычка стояли в центре кровяной лужи и пла-
чуще мычали. У придорожной канавы лежало тело погонщи-
цы, молодой русской крестьянки, с оторванной головой. Трех-
летний ребенок сидел около ног мамы, обутых в кирзовые са-
поги, и жалобно плакал, глядя в небо.
Всего час назад огромный гурт скота с десятком погонщи-
ков прошел мимо беженцев — и вот, налет фашистских стер-
вятников превратил все и всех в одно кроваво-мясное месиво,
корчащееся в конвульсиях на опаленной разрывами земле.
Илья схватился одной рукой за руку матери, другой — за
руку отца и заплакал.
— Мама, папа, мне страшно, у меня голова кружится… –
шептал он родителям.
Алик медленно крутил педали и не мог оторвать взгляда от
учиненного немцами побоища.
— Фашисты, я буду вам мстить! Убийцы, вы свое получи-
те! Придет мой черед – и я буду бойцом Красной Армии, ко-
торая вас уничтожит! — шептал побелевшими губами комсо-
молец Алик Шнеер.
Минуя трупы убитых животных и людей, сквозь стоны и
крики раненых беженцы быстро уходили от Красногорска к
реке, где за мостом начинался лес.
— Скорее туда, в лес, там с воздуха нас не будет видно! —
кричал мужчина, обгоняющий в беге семью Шнеер. Он был
босой, в брюках и майке.
26
— Смотрите, почти голый человек хочет спасти свою
жизнь! — вдруг сказала незнакомая женщина, идущая рядом,
и тоже побежала в сторону моста. Все беженцы, прошедшие
через горящий Красногорск и мимо убитого гурта, устреми-
лись к мосту через речку.
Буквально через несколько минут после того, как Шнееры
оставили за собой настил деревянного моста, вверху опять за-
рычало, зафыркало, закружило — и на земле заухало. Нача-
лась новая бомбежка.
Илья оказался зажатым между телами папы и мамы, по-
верх всех троих поперек лежал Алик, закрывая собою близких.
Сразу же после последних бомбовых разрывов все рину-
лись в направлении русского села Опочка. Про убитых, тяже-
лораненых, обессиленных, никто не думал — их просто остав-
ляли на дороге. Каждый думал только о себе. «Дальше, даль-
ше, как можно дальше от этого кошмара», — вот что было
главной мыслью беженцев.
И снова Илья забрался на раму велосипеда, и снова Алик
медленно крутил педали, а уже уставшие и совершенно расте-
рянные родители быстрым шагом шли, чуть ли не бежали сле-
дом. Все вещи, взятые с собой в дорогу, были брошены. Почти
все шли или бежали по лесной дороге с пустыми руками.
— Скорее, скорее вперед, нужно успеть добраться до Со-
ветской России, — такой была единственная мысль у эвакуи-
руемых на этой дороге.
* * *
От опушки леса, где семью Шнееров кормили солдатской
кашей, был проделан значительный путь, более десяти кило-
метров. Немцы наступали на пятки. Солдаты, окопавшиеся на
подступах к Красногорску, уже отражали их атаки. Они суме-
ли поджечь неприятельские танки. Два черных столба дыма
сзади, над далекими макушками леса, говорили о том, что
нужно найти в себе силы для дальнейшей дороги.
«Вот попадем в Опочку, там можно будет чуть-чуть пере-
дохнуть, а от села всего за один переход можно добраться до
27
станции Локня, где формируются эвакуационные эшелоны»,
— передавалось из уст в уста среди беженцев. И люди не-
слись, стараясь как можно дальше уйти от немецких танков.
Слова, переданные как маршрутная инструкция, стали иде-
ей, лозунгом, вдохновляющей мыслью для нескольких сотен
людей. Они подгоняли беженцев, из последних сил движу-
щихся по дороге. Некоторым везло — их подбирали попутные
военные грузовики.
Семье Шнеер тоже выпало счастье — они вновь оказались
в кузове попутной полуторатонки. Но комфортное передвиже-
ние после долгого марша "на своих двоих" скоро было прерва-
но. Очередная бомбежка и пулеметный огонь пикирующих
штурмовиков остановили полуторку.
Уткнувшись лицом в нежную зелень травы, у корней кото-
рой суетились трудяги-муравьи, Илья думал: "Скорей бы это
кончилось! Ладони на затылке — не защита от пулеметных
пуль». И тем не менее, все люди, попадавшие на землю, за-
крыли головы ладонями рук…
Оглядевшись после нового налета стервятников, семья
Шнеер увидела, что сзади, над верхушками леса, появился еще
один столб дыма. Это означало, что солдаты перед Красногор-
ском все еще держат оборону и немецкие танки пока задержа-
ны. Есть шанс добраться до станции Локня. Правда, самолеты
догоняют беженцев — и все же надо постараться добраться до
спасительного эшелона.
Оставив на дороге две горящие военные машины и с деся-
ток неподвижных человеческих тел, беженцы устремились в
село Опочка. Когда день уже склонялся к вечеру, Шнееры
прошли первый дом настороженного русского поселка. Во
второй дом Алик вошел, чтобы попросить хлеба и воды.
Хозяин дома, поседевший, но крепкий мужик, на просьбу
Алика тупо ответил:
— Уже несколько дней мимо моего дома идут да идут от-
ступленцы и беженцы — я отдал все, что мог. Оставь у меня
свой велосипед и куртку, а сам сбегай до крайнего дома на со-
седней улице — там еврей-кузнец живет. Может, он что-то для
своих и найдет.
1-27
28-45
В этой книге автор определяет жанр своих повествова-
ний как сказы, представляя читателю образы самых разных
граждан России и Израиля в значительном временном про-
странстве.
Многое в этой книге продиктовано художественным вы-
мыслом, но есть и фактологически точные детали.
Если кто-то из читателей найдет в этой книге волную-
щие или даже обижающие его строки в художественных
фрагментах сказов – все совпадения случайны.
Редактор – Елена Косоновская
Графика – Нелли Полищук
© Все права принадлежат автору
© Иллюстрации и дизайн обложки выполнены автором
ISBN 978-965-7088-79-1
Заказ № 251
Эксклюзивный тираж 100 экз.
Издательство ЛИРА – P.O.B. 26159, Jerusalem, 96586.
Tel/fax 972-2-6412690.
Автор выражает сердечную благодарность людям, оказав-
шим помощь в выпуске этой книги: вице-мэру Иерусалима
Марии Новиковой, земляку-иерусалимцу Патрику Цаху, зем-
ляку-нижегородцу Владимиру Шмелеву, земляку-ниже-
городцу Сергею Белякову.
Типография «Ной», Иерусалим, тел. 02-6250561
Printed in Israel
Часть первая
<<КУВЫРКАННЫЕ>>
4
Затихла Вторая Ливанская война… Боевые действия
Армии Обороны Израиля, прекратились, но антиев-
рейские пропагандистско-информационные страсти в вирту-
альном пространстве все еще не утихли. Журналы и газеты
всего мира печатали портреты благообразного террориста –
шейха Насраллы, телеканалы транслировали душераздираю-
щие сюжеты о бомбежках «мирного» Южного Ливана, Интер-
нет был перенасыщен небритыми мордами басмачей, эмоцио-
нально гавкающими на агрессоров-сионистов, то есть евреев.
Иранский же «фюрер» – тот вообще заявил на все мировое
пространство:
"Государство Израиль нужно перенести в центр Западной
Европы или в Канаду. А Холокоста в середине кровавого XX
века вообще не было. Холокост — выдумка сионистов!"
И подумалось мне, иерусалимскому свободному сапожни-
ку: "Махмуд Ахмадинеджад явно перегрелся на солнце, и при-
ходит в его воспаленные мозги чушь собачья, а еще от этой же
чуши возомнил он себя не менее великим, чем пророк Мухам-
мед"… Вот и пытается доказать недоказуемое, даже организо-
вал в Тегеране специальную международную конференцию по
поводу того, что "НЕ БЫЛО" в Европе еврейской трагедии.
Возомнивший себя сегодняшним Мухаммедом новый бес-
новатый восточный фюрер пригласил в столицу своей деспо-
тии "великих мужей-аксакалов" планеты Земля, чтобы они
дружно, одной общей "луженой глоткой" пролаяли: "Не было-
о-о-о Холокоста!" А для того, чтобы выглядело сия акция как
бы правдоподобнее, чтобы громче и «доказательней» выли эти
голоса — пригласил участвовать в сей «научной» конферен-
ции (естественно, за хорошие деньги) несколько сторонников
«Нетурей карта» – еврейских тварей, которые смеют называть
себя раввинами.
«Ох, и люблю же я вас, евреев — не сионистов!» — гово-
рил, гримасничая, тегеранский деспот, сплевывая в сторонку
после лобзания с Ароном Коэном из Великобритании, Моше
Арье Фридманом из Австрии и еще несколькими выродками
из еврейской нации.
5
А я что? Я – свободный иерусалимский сапожник, Иесса,
тоже плюнул, когда увидел эдакий интим на экране телевизора
— дикая, заросшая щетиной, рожа восточного фюрера лобыза-
ется с еврейскими бородами, под которыми вроде даже лица
проступают.
Отключил я свой телик и побрел медленно к Горе памяти в
Иерусалиме, где находится музей "Яд ва-Шем". (Это огром-
ный комплекс — с галереями экспозиций, запасниками, биб-
лиотекой, научно-исследовательским центром, "Аллеей пра-
ведников мира", залами для поминальных церемоний и науч-
ных конференций.) И думалось мне на улицах Западного Ие-
русалима о том, как же получается в этой жизни, что лидер
значительного государства и древнего иранского народа мо-
жет так бесстыже врать и злословить на глазах у всего цивили-
зованного мира… Откуда берется у людей такое словоблудие.
Он же, фюреришко, совершает злодейство — оскверняет па-
мять шести миллионов евреев, погибших от рук нацистов, с
которыми, кстати, сотрудничал тогда и иерусалимский муфтий
Амин Аль-Хусейни (почему-то про этого мусульманского дея-
теля никто не вспоминает…). Да и кроме Ангелы Меркель и
Джорджа Буша никто из мировых политиков почти не реаги-
рует на нового преемника муфтия Амина — видите ли, поли-
тический этикет не позволяет достойно ответить на бредни
фанатика-радикала …
Но еще задолго до зарождения ислама, за две тысячи лет
до того, говорили еврейские мудрецы: "Что было – то было!"
И это БЫЛО зафиксировано на Небесах и в памяти люд-
ской, и в истории человечества.
Вам бы пришло в голову усомниться в реальности Холоко-
ста? Думаю, что нет. Так же как мне, Иессе, рожденному в
первый год после Великой Победы. Я разговаривал со многи-
ми живыми свидетелями той трагедии, около моего сапожного
киоска очень часто сидели на табурете евреи и рассказывали о
ранах тела и души, полученных в те времена. В своих расска-
зах они изливали каждодневную боль и страдание, которые
засели в их сердцах.
6
Я уверен в правде, поведанной мне моими единоверцами.
Я уверен в правде того, что услышал из уст русских, татар, ук-
раинцев, грузин, армян — участников военных событий.
А мемориал "Яд ва-Шем" запечатлел в себе суровую па-
мять о той трагедии, и он напоминает всему человечеству:
«Было! Было!! Было!!!»
И, конечно же, продажные твари от евреев: Арон Коэн и
Моше Фридман — еще получат свое. Получил же как-то Ла-
зарь Моисеевич Каганович стариковской клюшкой по башке в
старом арбатском переулке…
— Нельзя, паскуда, предавать свою мать, свой народ,
древний еврейский народ! — приговаривал дед-еврей, потчуя
клюкой предателя, который, будучи сталинским наркомом,
сдавал евреев в НКВД.
* * *
С непростыми мыслями пришел я на Гору Памяти, с горь-
кими чувствами шел по дорожкам комплекса "Яд ва-Шем" и
задавал чистому иерусалимскому небу свои вопросы:
— Как? Почему в этом прекрасном мире рождались и жи-
ли: Богдан Хмельницкий, Адольф Гитлер, Адольф Эйхман,
Ясер Арафат, муфтий Амин Аль-Хусейни — и сколько же тва-
рей, им подобных, было на этом свете? Почему живут вновь
рожденные злодеи-драконы: Усама Бен-Ладен, Махмуд Ахма-
динеджад с их верноподданными слугами?
Злодейство живуче, евреи об этом знают и помнят. Этого-
то и боятся новые фюреры и стараются запугать своих под-
данных, обвиняя в нищете, безграмотности и отсталости своих
деспотий евреев и Государство Израиль.
Смеются над их — фюреров-бесов — напыщенностью ев-
рейские мудрецы: ой, как может быстро получиться, что про-
зреют подданные Махмуда и низвергнут его… Поскидывали
же люди фашистов в Германии, покончили с властью комму-
нистов в России…
Но всё это было уже где-то там, далеко позади. После два-
дцать второго июня в магазинах, на рынке, дома, на улице все
только и говорили о войне.
К словам "война", "бои", "фронт", "жертвы", "раненые",
"бомбежки" прибавилось неизвестное ранее словечко: "эва-
куация". И в тот же день, когда Илья услышал это незнакомое
слово, над городом низко-низко пролетели самолеты с черно-
белыми крестами на крыльях. А потом еще и еще…
А вскоре уже никто и не считал, сколько раз за день проле-
тают над городом тупо рычащие бомбардировщики, от кото-
рых дребезжат стекла домов. Люди уже начали считать дни, то
есть гадать — когда же в городок войдут немецкие танки.
Кто-то гадал, а кто-то начал собираться в дорогу, в неиз-
вестность, имевшую вполне определенное, жутковатое, холод-
ное название — эвакуация. "Скоро в Лудзы ворвутся фашист-
ские танки, и всех евреев убьют", — передавалось из уст в ус-
та среди мирных сограждан — евреев, латышей, литовцев, по-
ляков, русских.
А Эли вспоминал о коротком, быстро промелькнувшем
времени советской власти в Латвии: "Как хорошо было: поя-
вилось красивое слово "товарищ"… А по радио диктор Юрий
Левитан читал: "Рабочий человек всегда друг другим рабочим,
и это роднит всех граждан Советского Союза". Но вскоре теп-
лые воспоминания о недавнем прошлом улетучились — где-то
вдалеке послышались бомбовые разрывы.
Страшно! Очень страшно — война вплотную подошла к
родному городку. Нужно помогать маме и папе собираться в
дорогу. А что брать? Очень многое придется оставить здесь, и
Илья вновь стал осматривать вещи, задавая сам себе вопрос:
что нужно взять с собой. Конечно, самовар, кастрюли, сково-
родки, тарелки, патефон, графины — все это останется…
Тут в дом вбежал взволнованный Алик:
— Сколько можно собираться? Уже неделя прошла с нача-
ла войны. Немцы вот-вот займут Лудзы, нам нужно срочно
бежать! Потом будет поздно!
Перепуганные родители начали помогать Алику вытаски-
вать на улицу вещи: чемоданы, узлы с постельным бельем, пе-
14
ринами и одеялами, медный тазик с деревянной ручкой и
оцинкованное корыто. Мама стояла посреди комнаты и плака-
ла, глядя на почти новую швейную машинку "Зингер". Да, ее,
красавицу, приходится тоже оставлять, вместе со старым рез-
ным буфетом и красивыми венскими стульями, с бабушкины-
ми субботними канделябрами — все это тяжелое или чересчур
объемное. Беда: нужно срочно покидать родной дом…
К дому подъехала телега, запряженная гнедой кобылой —
это Алик нанял соседа Раймонда на извоз. Тот с радостью
взялся переправить еврейскую семью к границе с Россией —
так как по уговору Алик разрешал его старшей дочери засе-
литься в дом Шнееров: она лишь недавно вышла замуж и жила
в семье мужа. Такое счастье подфартило — соседи освобож-
дают дом и, наверное, насовсем.
Очень быстро вещи были уложены, беженцы залезли на
телегу, и буквально через пять минут повозка Раймонда рас-
творилась в веренице таких же возов, тянущихся по направле-
нию к выезду из городка.
С выпрыгивающим из груди сердцем сидел Илья на телеге,
держа в руках ранец с тетрадками и учебниками на латышском
языке. Он думал об учебе на новом месте, в загадочной эва-
куации.
Очень быстро брусчатка городской улицы закончилась, и
вдоль пыльной летней проселочной дороги потянулись моло-
дые сосенки и березки.
Совсем немного отъехали от городка, как Раймонд начал
бурчать:
— Дурак я! С евреями связался! Вдруг германские самоле-
ты нас накроют? Эх, лучше бы сидеть мне дома… А так мож-
но и лошадь загубить, и себя тоже. Как моя семья без кобылы
жить будет? А без меня? Ну и дела…
В подтверждение слов возницы вдалеке заухали разрывы
бомб, а вскоре навстречу из-за облаков вынырнуло несколько
немецких самолетов.
Алик задрал голову вверх и в такт самолетному гулу заго-
ворил:
15
— Эти уже отбомбились. Они сейчас пустые, без бомб,
возвращаются на свой аэродром. Эти стервятники нам не
страшны. Эх, жаль, что у меня только винтовка! Был бы пуле-
мет, я смог бы срезать фашиста. Жаль, нас в батальоне рабо-
чей милиции не успели научить стрелять из пулемета! Выдали
только винтовки и поручили охранять завод. Так я ни разу и не
выстрелил во врага! Но ничего, я сразу после эвакуации и обу-
стройстве на новом месте. пойду на фронт, хорошо, что на мне
форма, да и винтовка есть…
Самолеты растворились в далеких облаках за городком
Лудзы, а телеги с беженцами продолжали катить в спаситель-
ную эвакуацию.
Время ползло в тишине лесной дороги, однообразие и ти-
шина которой периодически нарушалось лишь летящими в
небе самолетами да последующими разрывами бомб вдалеке.
Пока вереница беженцев на дороге не подвергалась нападе-
нию. Тем не менее, когда впереди, на опушке леса показались
крыши домов хутора, в центре которых торчал медный шпиль
костела, извозчик заявил:
— Рейзел, Янкель я дальше хутора Иснауда вас не повезу.
Мне ни к чему жизнью рисковать! Вдруг под бомбежку попа-
дем. Я — латыш, а у латыша — только хрен да душа. Нам —
что русские большевики, что немецкие фашисты — никакой
разницы. Свободы не было, нет — и не будет. Конечно, плохо
то, что Гитлер вас, евреев, извести хочет, но мы, латыши, тут
ни при чем. Ваша нация чем-то Германии насолила, а я за что
страдать должен? Старшая моя дочка недавно замуж вышла, а
еще троих поднимать на ноги надо. В общем, я не буду риско-
вать. Я возвращаюсь.
Лица Янкеля и Рейзел разом загорелись нервным румян-
цем от услышанного. Из глаз мамы Рейзел брызнули слезы,
она взмолилась:
— Раймонд, не бросай нас! Если мы не выберемся из Лат-
вии, нас всех убьют!
Но Алик повел себя иначе, он гордо отчеканил:
— Сейчас люди боятся не только завтрашнего дня, но и
следующей минуты. Мама, папа, Илюша — давайте освобо-
16
дим подводу, и пусть то, что мы не сможем взять с собой, ос-
танется Раймонду. Он не хочет рисковать — это его воля. А
мы уедем на какой-нибудь попутной машине.
Не въезжая в хутор, извозчик развернул телегу в обратном
направлении и остановился, давая возможность евреям-
беженцам "очистить" от вещей его кровную собственность.
По дороге в эти минуты тянулась вереница эвакуантов-
пешеходов, в одеждах средневековой Европы, резко отличав-
шихся от других советских граждан — это были суперорто-
доксы-"литваки". Семья Шнеер ничего не оставалось, как при-
соединиться к соплеменникам.
Раймонд же стегнул вожжами лошадь, и его телега запы-
лила назад.
Янкель и Рейзел несли чемоданы, Алик одной рукой дер-
жал на плече узел с двумя теплыми одеялами, другой рукой
крепко сжимал ремень винтовки, полученной в горкоме ком-
сомола за месяц до начала войны. Илья же просунул руки под
ремни ранца, и его ноша удобно воссела на спину, сделав сво-
бодными руки, в одну из которых он взял узелок с караваем
хлеба. «Я не брошу учебники и тетрадки, я буду учиться на
новом месте», — вслух произнес Илья для самоутверждения.
Растерявшись от непредвиденной ситуации, случившейся в
самом начале пути, все шли понурые. Но им повезло: вскоре
Алик вскинул руку и остановил полуторку с брезентовым тен-
том над кузовом. После короткого разговора с таким же моло-
дым русским лейтенантом, сидевшим рядом с водителем,
Алик бодро выпалил, обращаясь к своим близким:
— Нам разрешено ехать вместе с солдатами!
Он помог родителям перевалиться через задний борт, под-
садил Илью, а затем и сам ловко забрался в кузов машины, ко-
торая была почти полностью забита солдатами. Грязное, обор-
ванное обмундирование солдат, — кое-где пропитанное за-
пекшейся кровью, — говорило, что это остаток какого-то раз-
битого немцами подразделения.
Машина стала быстро набирать скорость, мучительно про-
трясая внутренности усталых пассажиров. Держась за попе-
17
речные скамейки, сделанные из толстых досок, солдаты руга-
лись после каждого подскока полуторки.
Но очень скоро выяснилось, что выбоины дороги — сущая
ерунда. Близкий разрыв бомбы напомнил, что война рядом, и
от нее так сразу не убежишь даже на машине. Более двух де-
сятков пассажиров бросились ничком на низ кузова, превра-
тившись в "штабель дров", который бросало то вперед к каби-
не, то назад, — но водитель нещадно давил на педаль газа, все
увеличивая скорость. Разрывы участились, и барабанящие по
верху тента и фанерной крыше кабины комья твердой глины
заставляли шофера гнать все быстрее и быстрее.
Полуторка стремительно неслась сквозь грохот разрывов и
свист разлетающихся осколков бомб. На машину сыпались
комья земли и вперемешку с ними — булыжники, которыми
были вымощены придорожные канавы.
"Вот б…ь, опять под бомбежку попали!" — матерился
солдат, лежащий рядом с Ильей, у которого очень сильно бо-
лело колено — по нему пришелся удар металлического за-
тыльника приклада винтовки: Алик, падая на дно кузова, как-
то неаккуратно развернул свое оружие, и боль в коленной ча-
шечке скрючила младшего брата. Сам Алик упал ребром на
рукоять затвора, и ему тоже было больно. А дно кузова все
прыгало, как трещотка, обколачивая об себя тела людей, бе-
гущих от немцев.
Страх, подавленность, смятение, звон в ушах, боль в коле-
не — все это смешало нормальный ход мыслей Ильи, который
совершенно потерял счет времени, как, впрочем, и все пасса-
жиры машины. Казалось, что налет продолжается бесконечно
— сообразить, сколько времени он длится, Илья не мог.
Побледневший от сознания собственной беспомощности,
Алик кричал брату на ухо: "Когда же эти сволочи немцы пре-
кратят бомбить?" — "Счастливые часов не наблюдают. Выхо-
дит, что мы, потерявшие счет минутам, уже в "раю". В любую
секунду нас может разнести…" — думал измученный Илья.
И все же бомбежка окончилась. Люди, вдавленные страхом
в днище кузова, начали понемногу приходить в себя.
18
Первый очухавшийся после разрывов солдат прохрипел:
«От, сучье племя! Сколько ж у них, окаянных, бомб и самоле-
тов? Опять нам повезло – пронесло смерть мимо».
Он поднялся, сел на скамейку, водрузил на стриженую го-
лову пилотку, поднял винтовку, валявшуюся около ног и, за-
жав оружие между колен, обратился к сослуживцу, сидевшему
на дне кузова с запрокинутой кверху головой — из носа бойца
текла кровь:
— Нужно закурить и дым выпустить через нос. Кровь и
перестанет текчи. В нашей деревне стары люди говорили, что
такое действо помогает при разбитой носопырке. А вообще-то
мы легко отделались на этот раз. Доберемся до привала — по-
смотрим, сколько машин вообще уцелело. Страх да и только
от этой войнищи!
В ушах Ильи стоял постоянный звон, а перед глазами ви-
села какая-то серая пелена, сквозь которую вырисовывались
расплывчатые силуэты родителей, поднимающихся с днища
кузова. Потом Илья увидел старшего брата, мучающегося от
приступа нервной икоты. Прижавшись к родителям и закрыв
глаза, младший сын прошептал: "Все, мы живы". Вдруг ему
очень захотелось спать.
Перед дорожным указателем с надписью "Зеелупе" маши-
на остановилась. Под тент кузова заглянул лейтенант, вышед-
ший из кабины, и произнес:
— Гражданские, быстренько вылазьте из машины. Идите
на пограничный пост, там нужно предъявить документы.
Отец, спрыгнув на землю, поклонился офицеру и застенчи-
во произнес:
— Спасибо вам огромное, что подвезли нас, господин во-
енный!
— Что? У нас в Советском Союзе нет господ. И спасибо
ваше мне не нужно. Был приказ, что, по возможности, граж-
данских лиц нужно подвозить.
На окраине городка Зеелупе в брезентовой палатке рядом
со шлагбаумом находился пограничный пункт. Побледневший
после пережитой бомбежки отец вошел в палатку — и через
19
пять минут Илья уже увидел, как он выходит оттуда, покрас-
невший, с трясущимися нервной дрожью руками.
— Приказано ждать особого указания товарища Сталина.
Оказывается, мы не советские, а латвийские граждане, и нас
пока на территорию России пропускать не велено.
Около временного контрольно-пропускного пункта уже
собралось несколько сот человек, которые расселись на опуш-
ке леса в ожидании директивы Вождя. И как-то само собой
возникло нечто похожее на цыганский табор. Особым местом
была площадка около грузовика, привезшего личный состав
лудзенской милиции — эти имели в большом запасе и еду, и
водку, и ватные матрацы, на что с завистью смотрели многие
полуголодные беженцы.
Лагерь, будоражимый загулявшей милицией, уже начал
погружаться в сонную тишину, когда около погранпункта про-
звучали выстрелы.
От костра к костру, от лежанки к лежанке вполголоса пе-
редавалось известие: "Пограничники расстреляли шпиона.
Среди беженцев был немецкий радист. Его опознали комсо-
мольцы из Лодзи. Нас не пропускают в Россию, так как в тол-
пу могут затесаться шпионы. Может быть, всем придется воз-
вращаться».
Лагерь медленно засыпал в тяжелых раздумьях о завтрашнем
дне. Лудзинские же милиционеры ни о чем не думали, так как к
моменту расстрела немецкого радиста все они уже были пьяны.
А когда над лесом начали гаснуть звезды и серый рассвет-
ный туман подступил к опушке, к Якову Шнееру подошел
лудзинский милиционер Иван Грибежовский — измятый, не-
бритый, пахнущий перегаром, в расстегнутой до пупа гимна-
стерке, с ремнем на шее.
— Яков, бери Рейзел и сыновей — мы вас всех отвезем об-
ратно до дому. У меня есть сведения, что немцев в двадцати
пяти километрах от Лудзы остановили. Так что еще немного
времени, и Красная Армия погонит фашистов назад.
Радостное известие мигом забросило семью Шнееров в ку-
зов милицейской машины, где уже дремали похмелившиеся
стражи порядка.
20
Машина быстро понеслась назад, но на сердце у Ильи
было неспокойно: по дороге навстречу ехало много подвод с
беженцами. На одной из них Илья увидел родных: дядю
Мойше, тетю Цилю — сестру папы, двоюродную сестру
Башеву.
— Мама, папа, смотрите — наша родня все же уезжает из
Лудзы. Милиция, конечно, своей машины не остановит. Да-
вайте хоть помашем нашим!
И телега, на которой сидели прощально машущие им вслед
родственники, осталась позади.
И, как записано в хрониках Ильи Яковлевича Шнеера, —
это была последняя мимолетная встреча родных, которые по-
сле победного сорок пятого будут уже значиться в списках
жертв Холокоста.
Подводы с беженцами двигались навстречу милицейскому
грузовику. И все же эта дорога домой, назад, — была счастли-
вой. В послеобеденное время уставшая, измученная, обеспоко-
енная неясностью обстановки семья Шнеер вернулась в род-
ной дом. Переступив порог дома, Алик подошел к отрывному
календарю, висевшему на стене, оторвал несколько листочков
и произнес:
— Идет девятый день войны…
Тут на пороге дома появился сосед Чипеленок, который
держал в руках узелок. Со словами: "Соседи дорогие, я, ко-
нечно понимаю, что вы очень устали, — но нужно покушать.
А насчет возвращения — думаю, это ошибка. Немцев около
Резекне остановили, говорят, но на какой срок? Может быть, они
просто пообедать решили, а Иван Грибежовский по пьяни выду-
мал, что — всё! Какое там всё… Беженцев на дороге больше и
больше, самолеты немецкие над головой не умолкают, а как того
германца остановить, никто толком не знает. Но ладно, об этом
потом, а сейчас — покушайте, соседи дорогие мои. Еда тут,
конечно, простая — хлеб, картошка, яички, но наесться мож-
но, покушать после целых суток мучений.
Что делать? Эту ночь проведете в своем доме, а утром, я
думаю, по ситуации посмотрим. Наверное, вам снова придется
уходить.
21
И сосед, не дожидаясь слов благодарности, попятившись,
вышел.
Шнееры, изголодавшиеся, ели быстро. Растроганный отец
сказал:
— Какой Чипеленок заботливый, спасибо ему!
Спать легли, не раздеваясь. Через несколько минут все ус-
нули крепким сном. Скромный ужин, принесенный соседом, и
чистая вода из колодца стали прекрасным "снотворным", усы-
пившим усталых людей.
Раннее утро в прифронтовом городе Лудзы началось с па-
ники. Рев танковых двигателей, лязгание гусениц, треск выби-
тых в витринах магазинов стекол, вопли, крики, сигналы авто-
машин… Где-то за городом ухали разрывы снарядов… Илья
выскочил на крыльцо дома и тут же увидел, что мимо несется
милицейский грузовичок, а его пассажиры не обращают вни-
мания на разграбление придорожных магазинов.
— Скорее, скорее, из города нужно убегать! Евреям это
необходимо! — кричат какие-то люди, уходящие в сторону
России.
— Собирайтесь, евреям нужно спасаться! — кричит сосед
Чипеленок, появившийся около дома. — Немцы уже захватили
Резекне и вот-вот будут здесь! Из города ваши уехали почти
все. Тикать нужно! Иван-лягавый валяется пьяный в канаве
около своего дома, его дружки здесь позабыли, а вам нужно
убегать как можно быстрей! — Чипеленок скрылся за углом
соседнего дома.
Стоявший рядом с Ильей Алик бросился домой с криком:
— Мама, папа, нужно срочно уходить, мы напрасно верну-
лись вчера!
Он закинул за плечо винтовку, взял велосипед и покатил
его на дорогу. Родители и Илья поспешили за ним, он сейчас
как бы стал главой семьи, от которого зависела их жизнь. Тут
же, на пыльной обочине дороги Алик увидел женщину, рабо-
тавшую в горисполкоме:
— Куда? В какую сторону нам идти? Мы вчера были в
Зеелупе, но нас не пропустили через пограничный пост — мы
22
не успели получить паспорта граждан СССР, сказали, что
нужно ждать особого указа товарища Сталина.
— В Голышево пробирайтесь, там нет заставы, дорога идет
по болоту. Машины точно там не пройдут, а людям вроде
можно проскочить.
Кожаный саквояж в одной руке и кожаный портфель в
другой говорили, что это не простая женщина.
И вдруг над головами, усиливающиеся с каждой секундой,
зарычали моторы немецких самолетов, летящих на небольшой
высоте.
Люди, наполнявшие городскую улицу, остановились и за-
тихли, устремив взоры в небо.
Несколько летящих бомбардировщиков словно загипноти-
зировали тех, кто был на земле. Все замолкли и как-то оцепе-
нели.
У каждого застывшего в страхе человека сердце заколоти-
лось так, будто за грудной клеткой забухал набатный колокол.
И в эти секунды вначале что-то пронзительно засвистело, а
затем оглушительно ухнуло, совсем рядом – буквально в сотне
метров в овражке за домом, где когда-то паслись соседские
козы.
Все застывшие на месте люди разом попадали на землю.
Шнееры также оказались в придорожной канаве около своего
дома.
Рядом с ними лежала женщина, уткнувшаяся лицом в ко-
рень большого придорожного лопуха, не выпуская из рук сак-
вояж и портфель.
К счастью, это был первый и последний взрыв авиабомбы,
сброшенной с одного из пролетавших самолетов.
Кто-то из фашистских летчиков просто «пошутил», следуя
на бомбежку какого-то объекта на территории России.
Эта разорвавшаяся невдалеке бомба уничтожила все коле-
бания Якова и Розы Шнеер. Уже никому не хотелось дожи-
даться окончания войны в родной Лудзе.
Семья Шнееров поднялась из канавы и буквально понес-
лась вслед за женщиной, размахивавшей портфелем и саквоя-
жем, в спасительную эвакуацию.
23
* * *
Мама с папой шли за велосипедом Алика, на раме которо-
го сидел Илья. Они вглядывались в лица беженцев с надеждой,
что в этой суматохе встретят кого-нибудь из своих многочис-
ленных родных и близких. Но эти изнурительные часы пере-
хода не были скрашены присутствием своих, их окружали не-
знакомые люди.
Пограничный пункт между Россией и Латвией на десятый
день войны, конечно, уже был установлен, но в этот день он
уже не стал препоной. Только винтовку Алику пришлось сдать
старшине-пограничнику, который на половинке тетрадного
листка написал расписку:
"Мною, старшиной В.И. Степановым изъята винтовка об-
разца 1895 года системы Мосина у гражданина Латвии Арона
Яковлевича Шнеера — бойца рабочей милиции города Лудзы.
1 июля 1941 г. Старшина Степанов. Погранпункт Гладышево".
Положив расписку в карман, Алик Шнеер вместе с семьей
вступил на поросшую мхом, проложенную русскими перво-
проходцами дорогу через топкое северное болото.
Узкая болотная гать заставила толпы беженцев сжаться в
один плотный людской поток и быстро-быстро идти, почти
бежать от еще не виданных, но страшных немецких танков,
"наступавших на пятки" измученным, брошенным в море горя
и страданий бегства людям.
Пройдя по дубовым бревнам, люди не снижали скорости,
многие, побросав свои вещи, просто бежали, бежали…
Один из лудзинских милиционеров, Самушев, пустил в
рысь свою пегую кобылу и, обгоняя велосипед, педали кото-
рого крутил Алик, прокричал:
— Ох, Шнееры, я еле-еле успел ускакать из Лудзы! Хоть
лошадка моя и быстра на ногу, но чует мое сердце, что от гер-
манцев не уйти!
Алик спросил милиционера:
— А не видели ли вы кого-нибудь из наших родственни-
ков, товарищ Самушев? Бабушку Сару, тетю Фриду — не
видели? Может быть, они идут следом за нами, и мы их по-
дождем?
24
— Чего-чего, а ждать я никому не советую, нужно быстрее
уносить ноги, тем более вам, евреям.
Милиционер пришпорил кобылу — и поскакал вперед.
Впереди замаячили крыши городка Красногорска, перед
которым начало вытягиваться на "большак" с боковой полевой
дороги огромное стадо коров.
Это стадо медленно переползало на булыжную мостовую,
разделяя поток беженцев. Те, кому пришлось пропускать гурт,
остановились на опушке леса, делая незапланированный при-
вал.
Уставшим беженцам повезло не только с отдыхом, но и с
обедом. Рядом оказался взвод советских солдат, который гото-
вился к обороне: рыли окопы, делали брустверы к двум пехот-
ным пушчонкам. У них был приказ задержать немцев перед
Красногорском. Рядом стояла полевая кухня, из котла которой
расползался запах преющей гречневой каши с тушенкой.
Молодой, розовощекий повар крикнул беженцам:
— Товарищи, мне надо уезжать, а в котле еще много съе-
стного. Прошу подходить всех, кто хочет получить половни-
чек солдатского варева! Мне же лучше, если вы покушаете,
налегке укачу.
Вскоре голодные беженцы с аппетитом насыщались сол-
датской кашей, которая для многих сыграла роль снотворного.
Целый час Алик, Илья и их родители крепко спали на опушке
леса вместе с сотней таких же горемык, не реагируя на крики и
щелканье кнутов погонщиков скота.
Но сон беженцев был нарушен ревом моторов пролетаю-
щих фашистских самолетов, к которому в скором времени
прибавились и бомбовые разрывы.
Рядом с Ильей вдруг истерически закричала какая-то жен-
щина:
— Сколько же у немцев самолетов и бомб? Мы пропали,
нам не добраться до безопасного места!
…Время от начала бомбежки и до ее окончания опреде-
лить было невозможно. Оно теряется в течении вселенского
времени, и его место занимает обычный человеческий страх,
переполняющий душу.
25
Но бомбежка все же кончилась, а возвращающиеся назад
стервятники скрылись в низких облаках. Беженцы устреми-
лись к Красногорску, где после бомбежки горело несколько
десятков домов. Ноги сотен людей двигались в такт треску ло-
пающейся черепицы крыш; послеобеденный отдых на опушке
леса дал силы быстро проскочить через городские пожары.
Выйдя за околицу беженцы увидели новое ужасающее зре-
лище: почти все стадо коров, перегоняемое через городок, ле-
жало здесь, за городским пустырем. Разорванное осколком
брюхо, оторванная голова, шея, из которой фонтаном брызгала
кровь, перебитые ноги… Несколько коров застряло между
раздвоенными стволами берез, растущих в придорожной роще.
Два молоденьких бычка стояли в центре кровяной лужи и пла-
чуще мычали. У придорожной канавы лежало тело погонщи-
цы, молодой русской крестьянки, с оторванной головой. Трех-
летний ребенок сидел около ног мамы, обутых в кирзовые са-
поги, и жалобно плакал, глядя в небо.
Всего час назад огромный гурт скота с десятком погонщи-
ков прошел мимо беженцев — и вот, налет фашистских стер-
вятников превратил все и всех в одно кроваво-мясное месиво,
корчащееся в конвульсиях на опаленной разрывами земле.
Илья схватился одной рукой за руку матери, другой — за
руку отца и заплакал.
— Мама, папа, мне страшно, у меня голова кружится… –
шептал он родителям.
Алик медленно крутил педали и не мог оторвать взгляда от
учиненного немцами побоища.
— Фашисты, я буду вам мстить! Убийцы, вы свое получи-
те! Придет мой черед – и я буду бойцом Красной Армии, ко-
торая вас уничтожит! — шептал побелевшими губами комсо-
молец Алик Шнеер.
Минуя трупы убитых животных и людей, сквозь стоны и
крики раненых беженцы быстро уходили от Красногорска к
реке, где за мостом начинался лес.
— Скорее туда, в лес, там с воздуха нас не будет видно! —
кричал мужчина, обгоняющий в беге семью Шнеер. Он был
босой, в брюках и майке.
26
— Смотрите, почти голый человек хочет спасти свою
жизнь! — вдруг сказала незнакомая женщина, идущая рядом,
и тоже побежала в сторону моста. Все беженцы, прошедшие
через горящий Красногорск и мимо убитого гурта, устреми-
лись к мосту через речку.
Буквально через несколько минут после того, как Шнееры
оставили за собой настил деревянного моста, вверху опять за-
рычало, зафыркало, закружило — и на земле заухало. Нача-
лась новая бомбежка.
Илья оказался зажатым между телами папы и мамы, по-
верх всех троих поперек лежал Алик, закрывая собою близких.
Сразу же после последних бомбовых разрывов все рину-
лись в направлении русского села Опочка. Про убитых, тяже-
лораненых, обессиленных, никто не думал — их просто остав-
ляли на дороге. Каждый думал только о себе. «Дальше, даль-
ше, как можно дальше от этого кошмара», — вот что было
главной мыслью беженцев.
И снова Илья забрался на раму велосипеда, и снова Алик
медленно крутил педали, а уже уставшие и совершенно расте-
рянные родители быстрым шагом шли, чуть ли не бежали сле-
дом. Все вещи, взятые с собой в дорогу, были брошены. Почти
все шли или бежали по лесной дороге с пустыми руками.
— Скорее, скорее вперед, нужно успеть добраться до Со-
ветской России, — такой была единственная мысль у эвакуи-
руемых на этой дороге.
* * *
От опушки леса, где семью Шнееров кормили солдатской
кашей, был проделан значительный путь, более десяти кило-
метров. Немцы наступали на пятки. Солдаты, окопавшиеся на
подступах к Красногорску, уже отражали их атаки. Они суме-
ли поджечь неприятельские танки. Два черных столба дыма
сзади, над далекими макушками леса, говорили о том, что
нужно найти в себе силы для дальнейшей дороги.
«Вот попадем в Опочку, там можно будет чуть-чуть пере-
дохнуть, а от села всего за один переход можно добраться до
27
станции Локня, где формируются эвакуационные эшелоны»,
— передавалось из уст в уста среди беженцев. И люди не-
слись, стараясь как можно дальше уйти от немецких танков.
Слова, переданные как маршрутная инструкция, стали иде-
ей, лозунгом, вдохновляющей мыслью для нескольких сотен
людей. Они подгоняли беженцев, из последних сил движу-
щихся по дороге. Некоторым везло — их подбирали попутные
военные грузовики.
Семье Шнеер тоже выпало счастье — они вновь оказались
в кузове попутной полуторатонки. Но комфортное передвиже-
ние после долгого марша "на своих двоих" скоро было прерва-
но. Очередная бомбежка и пулеметный огонь пикирующих
штурмовиков остановили полуторку.
Уткнувшись лицом в нежную зелень травы, у корней кото-
рой суетились трудяги-муравьи, Илья думал: "Скорей бы это
кончилось! Ладони на затылке — не защита от пулеметных
пуль». И тем не менее, все люди, попадавшие на землю, за-
крыли головы ладонями рук…
Оглядевшись после нового налета стервятников, семья
Шнеер увидела, что сзади, над верхушками леса, появился еще
один столб дыма. Это означало, что солдаты перед Красногор-
ском все еще держат оборону и немецкие танки пока задержа-
ны. Есть шанс добраться до станции Локня. Правда, самолеты
догоняют беженцев — и все же надо постараться добраться до
спасительного эшелона.
Оставив на дороге две горящие военные машины и с деся-
ток неподвижных человеческих тел, беженцы устремились в
село Опочка. Когда день уже склонялся к вечеру, Шнееры
прошли первый дом настороженного русского поселка. Во
второй дом Алик вошел, чтобы попросить хлеба и воды.
Хозяин дома, поседевший, но крепкий мужик, на просьбу
Алика тупо ответил:
— Уже несколько дней мимо моего дома идут да идут от-
ступленцы и беженцы — я отдал все, что мог. Оставь у меня
свой велосипед и куртку, а сам сбегай до крайнего дома на со-
седней улице — там еврей-кузнец живет. Может, он что-то для
своих и найдет.
1-27
28-45
