60-74

Горько-сладкое детство — было ли оно у меня?...

ТЕТРАДЬ ТРЕТЬЯ

21 ноября 2002 года.

Я на территории Староярмарочного собора Нижнего Новгорода.

Нарушаю иудейские законы по отношению к христианству. В день смерти митрополита Николая я был в Нижнем, но на похороны не попал... Весь апрель 2002 года провел в Нижнем, к могиле митрополита не подходил, не хватило сил...

Иду к могиле митрополита вместе с отцом Владимиром. Всё. Воочию вижу и внутренне убеждаюсь, что его святую душу забрал Творец. От неугасимой лампады зажигаю свечку, ставлю ее с краю могильного холмика... Стою, смотрю на могилу, крест, молчу... Отец Владимир начинает читать поминальную.

С апреля 1988 до дня отошествия в вечность тринадцать долгих лет жизнь митрополита Николая переплеталась с моей...

Вспоминаю...

 

61

 

Я встретился с архиепископом Николаем в период начала моих хлопот по регистрации еврейской религиозной общины города Горького в апреле 1988 года.

Не имея ни малейшего представления о механизме этой сложной процедуры, я ломал голову над тем, как найти человека, который смог бы мне помочь в этом сложном деле.

У меня вдруг появилась мысль, что самыми верными друзьями и помощниками будут верующие люди, которые все годы Советской власти преследовались, попирались, высмеивались, а в случае «завихрений» в головах властей и уничтожались. К кому можно было идти тогда за помощью? Интуиция подсказывала, что только гонимые и униженные могут протянуть руку помощи.

Секретарь владыки Николая Валентина Михайловна очень быстро соединила меня по телефону с ним. После традиционных приветствий, сказанных ровным и красивым голосом, я услышал:

«Брат Липа, я давно жду встречи с тобой... Молва донесла, что есть в городе Горьком сапожник-иудей, которого Всевышний призывает на службу к себе».

Мы договорились о встрече через день, в среду, в 12.00.

Срок настал.

В приемной я провел минут десять. Пока ждал приглашения, воочию познакомился с Валентиной Михайловной, с которой сразу установились теплые взаимодоверительные отношения...

Владыка Николай принимал посетителей в кабинете, который находился на третьем этаже административного здания Карповской церкви, куда мне было предложено пройти. Там мы с архиепископом Николаем пожали друг другу руку, и началась наша первая беседа. Беседовал со мной, конечно, не простой русский мужик, но все же мужик, только на этом мужике была ряса с нагрудным священническим крестом и панагией. Его глаза, борода и особая улыбка сразу показыва

62

особая улыбка сразу показывали, что я беседую с человеком, у которого святая русская душа.

Разговор шел о жизни, о перестройке, которая стартовала в 1985 году, о Горбачеве: что это за человек? Характеристика владыки была простая: «А бес его знает».

Много говорили о сапожном ремесле. Владыка в юношестве учился шить сапоги. Очень хорошо знал эту работу и умел работать, как это было принято в предвоенное время. Тогда применялся другой материал: спиртовой выделки хром и чепрачная (подошвенная) кожа. Вся работа выполнялась вручную. Сапоги носились десять—пятнадцать лет.

Вспомнил владыка годы войны. Сам он служил пулеметчиком, первым номером в расчете, вторым у него был друг-татарин. Значительное количество военных месяцев они прожили вместе в одном окопе, деля «горбушку хлеба пополам». Во взводе, где служил юный Николай Кутепов, были и евреи. Одного еврея они с другом-татарином выносили с передовой в медсанбат — их пулемет заклинило, и они выполняли работу санитаров.

Валентина Михайловна принесла нам чай, который был разлит в граненые стаканы в серебряных подстаканниках. Антикварный чернильный прибор на столе отца Николая, русский чайный сервиз на двоих с простыми стаканами, икона в кабинете — все говорило о милой, доброй, старой России-матушке, сохраняющейся в душе и быту только что начинающего стареть человека, душа которого — душа святителя близлежащего пространства — была молода, задорна, предприимчива, сострадательна.

С первых минут нашего общения я почувствовал себя очень уютно.

Я имел дело не с чиновником, не с деятелем от Русской Православной церкви. Я беседовал с пастырем, который служил Всевышнему, а в служении последнему старался услужить и мне...

63

Из нашей первой встречи осталась в памяти истина, вы­сказанная архиепископом Николаем: «Липа, мы с тобой два человека, сотворенных Б-гом, тебе от отца и матери в традиции досталась твоя иудейская религия, которой четыре тысячи лет, я от своих родителей получил в наследие нашу православную веру, которой как раз в этом году 1000 лет. Я никогда не приду молиться в синагогу и уверен, что ты никогда не придешь молиться в нашу церковь. Но мы — люди и, если мы называемся людьми, мы обязаны уважать друг друга, дружить друг с другом, помогать друг другу.

Для меня верующий человек всегда ближе и родней атеиста. А сегодня ты выбрал себе тернистую, узкую, давно нехоженую тропинку высоко в горах, чуть в сторону — пропасть, с другой стороны — дикие скалы, а впереди... Кто знает, что будет? Кто знает, тот молчит, а кто говорит, навряд ли что знает...»

Часы пробили два. Нужно было расставаться. Владыка посмотрел мне в глаза и сказал: «Брат Липа, черты твоего лица, выражение твоих прищуренных глаз, твои натруженные руки — все говорит о том, что ты будешь надежным верным другом. Нам предстоит много трудиться, а соответственно и встречаться...»

— До встречи, брат Липа. Да бережет тебя Б-г.

— До встречи, Николай Васильевич.

Мы расставались близкими друзьями.

 

Время шло. Вторая моя встреча с архиепископом Николаем состоялась в июне 1989 года. Я приехал к нему в резиденцию с просьбой, чтобы он первым поставил подпись под заявлением о передаче здания бывшей Нижегородской синагоги еврейской религиозной общине города Горького.

Все формальности были соблюдены в течение считаных минут. Хорошее начало — есть первая подпись, к тому же

64

пись, к тому же очень  значимого человека. Подписывать такие заявления тогда многие боялись.

Подписывая заявление, владыка сказал: «В 1883 году Нижегородская синагога начала действовать по воле Всевышнего. Почему же по воле людей прекратила действовать, нести свет Божьего слова? Это несправедливо. Российская земля принадлежит русским людям. Но в наших священных книгах сказано, что прославят сыны Сима имя единого Б-га, живя в шатрах Иафета...»

Я произнес: «Спасибо, Николай Васильевич. Думаю, сейчас пришло такое время, что бояться властей не надо».

Владыка ответил: «Брат Липа, мне уже шестьдесят с гаком... Я, кроме Б-га, никого не боюсь. А на тебя я смотрю и такое вижу: ты еще молод, а уже тоже успел так побояться, что перестал трястись, и служение Б-гу у тебя идет впереди всех жизненных интересов...»

— А как у тебя с клиентурой? — спросил он, — есть заказчики, ремонтируешь ли обувку? А как твои козочки?

— Владыка, откуда вы так много знаете обо мне?

— Липа, я слышал про тебя не только от одного человека, здесь мои помощники очень много говорят про тебя, чудака. Да и Нижегородское телевидение уже показало человека-трудягу. В центре города коз развел.

— Владыка, я помню время, когда в Горьком держали и коров, и коз, и свиней, и кур. После войны такое тяжелое время было.

— Липа, ты помнишь это и для тебя твое детство в козах и курах рядом с тобой... А люди уже живут другими интересами, поэтому им не всегда удается понять тебя, они смеются от непонимания. Да ну их к бесу — тех, кто смеется над тобой. Ты уж, Липа, — по нужде или без нужды — все равно приходи ко мне почаще.

— Ой, владыка, я бы каждый день сидел да философствовал с вами. Но, сами понимаете — ни у меня, ни у вас нет времени.

65

— Конечно, беги, Липа, ты всегда носишься, как угорелый. Береги тебя Б-г, брат Липа.

— Спасибо за подпись, Николай Васильевич. Спасибо Б-гу за то, что мы есть и живем.

Время шло, летело, улетало...

 

С 29 сентября 1989 года я начал неофициально издавать «Листок иудаизма». В кабинете начальника типографии инженерно-строительного института Павла происходили мои встречи с ним и заключались помесячные сделки. Кабинет Павла соседствовал со специальной комнатой, в которой сотрудники УКГБ по Горьковской области имели какие-то «специальные» отношения со студентами и преподавателями советского вуза.

Подсознательно я испытывал чувство боязни, что «контора» может начать дело против Павла за использование государственного оборудования в личных целях. Конечно, факта уплаты денег никто бы не смог доказать. На то время я уже был очень опытным человеком во взаимоотношениях с органами.

Но приходилось думать о подстраховке — как своей деятельности, так и людей, вовлеченных в мои дела. Возникла необходимость встретиться с  архиепископом Николаем.

Приехав в Карповскую церковь, прошел прямо в приемную. Объяснил Валентине Михайловне цель моего визита, и   буквально через минуту уже был в рабочем кабинете отца Николая. Дарю три вышедших выпуска «Листка иудаизма» и прошу что-нибудь написать для следующего четвертого номера.

Владыка тут же набросал от руки текст, пригласил Валентину Михайловну и попросил срочно его напечатать . Меня же усадил пить чай, во время которого мы беседовали...

66

Опять стараемся разобраться в меняющейся жизни, вспоминаем эпизоды из увиденного... Делимся впечатлениями, анализируем, подводя современные события под ветхозаветные и евангелистические примеры. Опять поговорили о козах, сенозаготовках и полезности козьего молока.

Во время этой третьей нашей встречи я почувствовал, что внутри меня растет привязанность к этому глубоко русскому человеку, служащему Всевышнему в сане архиепископа.

Я думаю, что владыка также проникался ко мне какими-то особыми чувствами, понимая меня и сопереживая мне в моих жизненных устремлениях к душевному умиротворению.

Вот его послание в четвертом номере «Листка иудаизма»:

 

В связи с началом печатного дела носителей Ветхого завета, как прообраза и подготовителя к приходу Христа в мир сей, — да укрепит Всевышний начало дела сего, как источника объединения всего и всех, — дабы едиными уста

67

ми и славить Б-га и добрыми делами свидетельствовать Его присутствие в мире сем.

Благословение Божие да укрепит Вас.

Николай,

Архиепископ Горьковский и Арзамасский.

9 сентября 1991 года состоялся наш первый официальный, парадный выход «на люди». Информационное противостояние требовало доказательств того, что евреям в России дана свобода. Я был официально приглашен в Гербовый зал Нижегородской ярмарки на церемонию подписания договора о дружбе и сотрудничестве с германским городом-побратимом Эссеном.

Я стоял рядом уже с митрополитом Нижегородским и Арзамасским Николаем. Он поднялся на ступень выше по иерархической лестнице Русской Православной церкви. Мы представляем возрождающуюся духовность Нижнего Новгорода (наименование «город Горький» уже отменено).

Всё! Горький опять становится Нижним Новгородом. Надорванные традиции нижегородской старины должны вписываться в современную жизнь города.

Складывается местная «троица»: митрополит Николай, имам Умяр Хазрат Идрисов и простой еврей Липа Грузман.

Нижегородское телевидение стало регулярно организовывать передачи в прямом эфире с нами, затрагивая вопросы повседневной жизни: наркомании, проституции, воровства, пьянства...

После окончания телепередач мы собирались в кабинете Ольги Носковой со всеми задействованными в эфире сотрудниками ННТВ. В центре внимания, конечно же, был митрополит Николай. До позднего-позднего вечера шло очень доверительное, тесное общение. Это укрепляло и возвышало нашу дружбу.

 

Так сложилось, что у меня не было религиозного образования. К началу перестройки в СССР только Адольф Шаевич 

68

Адольф Шаевич  окончил Будапештскую ешиву. Все не­официальные ешивы Советского Союза давали только самый минимум еврейских традиционных навыков и знаний.

Я изучал традицию Торы самостоятельно и «хватал» знания из жизни, а также от стариков-евреев, ходивших в синагогу. Одним из моих первых учителей-раввинов был Эли Гершкович — простой еврей, портной по профессии, всю жизнь живший в еврейской религиозной традиции. По уровню знаний, полученных самообразованием, он был намного грамотнее многих приезжих «равинов».

Он просил меня об одном — чтобы я похоронил его по-еврейски. А потом уже уезжал бы в Израиль, если так сложится жизнь.

Всевышний так устроил, что я выполнил просьбу реб Эли и 6 числа месяца тишрей 5757 года (19 сентября 1996 года) проводил его в иной мир. Реб Эли Гершкович прожил 86 лет.

 

Митрополит знал это и говорил: «Если коммунистиче­ская идеология искоренила еврейское религиозное образование, то народ сам соблюдает традиции, а представитель из народа, пусть и не имеющий специального диплома, есть символ всех гонений и унижений, а также символ стойкости и преданности Вере».

Также митрополит отмечал: «Многие образованные раввины на Западе сейчас стали вельможами и оторванными от простого народа чиновниками. Во времена татаро-монголь­ского нашествия на Древнюю Русь религию и традиции сберегли русские подвижники — люди, соблюдающие православные каноны по внутреннему убеждению и преданности Вере. Убить народ можно, убив его религию. А религия — это совесть народа, без которой гибнет нравственность и мораль общества».

 

Время тикало... В Волго-Вятской академии государственной службы по инициативе и при материальной поддержке митрополита Николая с 1991 года начал собираться  с пери

69

одичностью один раз в два года международный симпозиум «Диалог мировоззрений». Для меня это были праздничные дни. Я представлял еврейскую вековую мудрость и трагедию еврейских гонений и унижений.

После всех выступлений, после кулуарных встреч с участниками симпозиума — как правило, теплыми и основанными на взаимопонимании, — кульминацией была встреча в трапезной митрополита Николая.

Мне отводилось очень почетное место — по правую руку, почти рядом с владыкой. С разрешения митрополита я не снимал с головы кипу, пил только водку, закусывал черным хлебом, овощами и фруктами... Это было поистине великое русское гостеприимство. В трапезах участвовало до сотни человек. Все мы были свободны в своем мировоззрении, каждый говорил о своем видении жизни в этом непростом, современном, меняющемся мире людей. Все друг друга слушали. Расставались участники симпозиума и трапезы, проникнувшись доверием друг к другу.

 

В июне 1995 года я произнес тост за «русского пьяницу». Мой тост потом активно обсуждался в нижегородской прессе. Смысл же тоста состоял в том, что простой русский мужик, честно проработав день, выпивал «с устатку» чарку горькой. Ничего плохого обществу он этим не делал. Водка в количестве, необходимом для поддержания жизненного тонуса, является освященным традицией напитком, и без нее в России жить невозможно. Она является объединяющим застольным лекарством, превращающим трапезу в жертвенный стол, где закрепляются любовь и дружба — все то, что требует Всевышний от нас, людей. Митрополит знал, что я употребляю горькую не во имя последней, а во благо служения Всевышнему.

В июне 1997 года на симпозиум приехал и сделал на нем доклад мой старший сын Лев. Он представлял Иерусалимский еврейский университет. Лева уже был участником

70

уже был участником разработки и получения нового химического вещества, которое было запатентовано как научное открытие. Доклад Левы на тему «Государственное устройство и религиозная жизнь государства Израиль» был очень интересным. Участники симпозиума очень радушно приняли моего сына, а митрополит Николай пригласил его к себе в гости.

И вот я присутствую при беседе двух ученых мужей: один естественник, другой богослов. Владыка Николай себе и Леве разливает чай. Мне, как сапожнику, наливает стопку водки, приговаривая: «Ты, брат Липа, будешь у нас сейчас сапожником. Тебя, как сапожника, я и угощаю».

Я пью... Слушаю беседу: один мудрый, другой — юный. Говорят они о медицине, лекарствах, о книге «Бандитская Россия». Я чувствую, что присутствую при разговоре очень образованных людей, что в моей жизни бывало не часто.

Но пришло время расставания. Владыка, провожая нас, обратился к моему сыну. «Левушка, я знаю, что ты очень настаиваешь на том, чтобы твой младший брат Додик и мама жили в Иерусалиме. А отец твой, шалопай, остается в Нижнем. Но ведь так не может быть. Липа тоже уедет за вами следом. Может быть, еще годиков пять протянете в Нижнем, а уж там... Липа — пенсионер, мама — тоже, Додик здесь получит среднее образование. Многим нижегородцам будет грустно без Липы, да и мне, старику...»

Лева ответил: «Все в руках Творца, как сложится. Но моя точка зрения простая — я не хочу рисковать здоровьем Додика. У Додика уже есть диагноз — начальная форма бронхиальной астмы. К несчастью, в России десять процентов детишек страдают этим заболеванием».

Обнимая меня на прощание, митрополит сказал: «Ты не зря живешь на планете Земля, если имеешь такого сына, как твой Лева. Можно сказать, что твоя жизнь удалась».

Время неумолимо летело. Пора было мне отъезжать в Израиль. Одним из самых сильных впечатлений была последняя встреча с митрополитом. Мой подарок «История книги

71

в России» чуть-чуть поднял его настроение. Он сказал: «Я много лет живу на белом свете, но о такой книге не знал. Ты всегда попадаешь в точку, угождаешь мне, старику».

Наш разговор длился несколько часов и был прерван робким появлением Валентины Михайловны, которая, извинившись, сказала: «Владыко, уже полчаса ждут приема высокие священники из Москвы и Нижнего...» — «Ну что, брат Липа, прощай. Но я думаю, что не пройдет и года, как ты прикатишь в Нижний. Ты ведь принадлежишь Нижнему так же, как еврейству», — произнес Николай Васильевич на прощание.

Так и случилось: 19 июля 1999 года я вновь в гостях у митрополита. Радость встречи и общения была беспредельной с моей и его стороны. Особо митрополит удивлялся и радовался моему подарку: две деревянные ложки, сделанные мной в моей иерусалимской мастерской. В Нижнем Новгороде как раз отмечалось 1000-летие семеновской ложки.

Митрополит все повторял: «Я знал, я знал, что у тебя золотые руки. А то, что они могут работать, как руки русского деревенского мужика — это вообще очень радостно и удивительно». «Липа, и зачем ты уехал, ты же тот редкий человек, с кем я могу вот так откровенно говорить и общаться?» — «Ладно, владыка, не пройдет и полугода, как я приеду снова». — «Ох, Липа, лучше бы было, чтобы ты через полгода летал в Иерусалим на месяц, а полгода жил бы здесь. Во славу имени Всевышнего...»

Месяцы пролетели...

В январе 2000 года я пришел снова к митрополиту Николаю, поздравил с Рождеством и подарил бутылочку израильского виноградного вина. Встреча состоялась так, будто я не живу в Израиле, а заскочил между делом к старому другу попить чаю и побеседовать.

Вдруг митрополит предлагает: «Липа! Хочешь, я пойду к Юрию Исаковичу Лебедеву и попрошу, чтобы на старом месте, возле кинотеатра «Октябрь», поставили тебе киоск «Ремонт обуви»? Деньги, которые потребуются, я найду... Ты будешь ремон

72

тировать обувь мне и сестре моей Римме Васильевне. Подумай, Липа, оставайся».

 

Последний раз я встретил митрополита Николая в коридоре Волго-Вятской академии государственной службы. Проходил все тот же симпозиум «Диалог мировоззрений». Я обратил внимание на то, что владыка шел тяжеловатой походкой, у него была одышка, и я подумал, что он не совсем здоров. Конечно, я понимал, что это возраст. Владыка увидел меня, весь засиял, обнял, поцеловал и сказал, что шестого июня он уезжает в Москву, «так что, пожалуй, числа двадцатого июня обязательно позвони и мы встретимся...»

Двадцать первого июня в 9 часов утра в коридоре по пути в кабинет Бориса Павловича Шулындина я узнал от послед­него, что ночью скончался Николай Васильевич Кутепов...

Плохо, очень плохо, совсем плохо...

 

Отец Владимир перестал молиться. Я стою у часовни над могилой Николая Васильевича Кутепова, к горлу подкатывает комок.

Мысли, мысли, мысли...

Из жизни уходят близкие, знакомые и среди них ушел один из самых близких и самых дорогих...

Свеча догорает...

Так сгорела его жизнь. Но в пространстве — его душа, которая дает мне силы жить дальше. Частица его живет во мне. Я хочу донести до окружающих его мудрость, доброту и всепонимание.

Мне хорошо оттого, что он лично знал меня и любил. Пусть душа его будет в раю. Ноги почему-то очень быстро увели меня с территории Староярмарочного собора. Я должен жить, говорить и написать о нем как можно больше...

30 сентября 2002 года.

73

Мое любимое место в микрорайоне «Малха», Иерусалим, 8.00 утра.

Сижу, любуюсь панорамой вечного и прекрасного Иерусалима. Вспоминаю прошедшие сутки c 28 сентября 2002 года с восьми часов вечера по вечер 29 сентября.

 

28 сентября 2002 года, 8.00 вечера.

Сижу дома, отдыхаю, собираюсь пить пиво и смотреть телевизор. Вдруг — звонок моего сотового телефона. Володя просит помочь на «перевозке» пару часиков. Я соглашаюсь, но говорю, что в 22.00 я должен быть на «подработке» в Бэйт-Вагане*.

Володя говорит, что мы успеем... В 20.15 я уже сижу в кабине огромного фургона фирмы «МАН». Едем по нужному нам адресу.

После субботнего отдыха Володя в хорошем настроении. Обычно, когда я попадаю в кабину его машины, он начинает философствовать, делиться со мной своими мыслями о жизни. Так произошло и на этот раз.

У нас на глазах вырисовывается тема для обсуждения: молодой израильтянин в футболке, на ногах сандалии, ожидая автобус на остановке, запустил руку под шорты между ног и чешется. Это обычное поведение для многих жителей Ближнего Востока.

Конечно, для людей, приехавших в Израиль из России, сцены публичного удовлетворения инстинктов — форменное дикарство. Также можно увидеть мочеиспускание рядом с автобусной остановкой, но тут нужно соблюдать некоторый этикет: писающий человек обязан обязательно стоять задом к трассе и прохожим, иначе могут быть объяснения с полицией.

Володя смеется и произносит: «Человек — это звучит гордо, а выглядит мерзко...»

Я тоже смеюсь.

Сморкаться, плеваться, чесаться, ковырять в носу, мочиться, сосать пальцы, грызть ногти и так далее — это обычное, нормальное поведение для некоторых израильтян. Это — как дышать... Утон

74

ченные манеры поведения в общественных местах — удел прошлого Европы и России.

Какие-то израильские реалии навеяли на Володю разочарование. Рожденный и воспитанный в семье советского офицера, получивший высшее образование, много лет проработавший главным инженером оборонного предприятия, Володя никак не может воспринять «интернациональное дикарство» в стране «сынов израилевых»...

Жена у Володи — еврейка, двое детей... Судьба заставила его десять лет назад  выехать из Украины. Массовый выезд евреев и неевреев — членов их семей из бывшего СССР был следствием «демократического» развала советской «империи зла» и стал для них не простым испытанием.

Советская культура и представления о нормах поведения, об этикете бывших граждан СССР, очень сложно и болезненно сопрягаются с обыденностью и привычками Востока.

Володя говорит, что «мы в Израиле — это судьба, а работа на перевозках — жизненная необходимость». Вот такая у Володи философия его сегодняшней жижни.

 

Через десять минут гонки по улицам Иерусалима мы на месте. Молодая женщина-израильтянка по имени Мерав уезжает в Англию продолжать учиться на «постдокторат». Тут уже другое мировоззрение и образование. Тут «утонченная высокая» Европа и «еврейский ум».

Мерав оставляет съемную квартиру хозяевам, вещи перевозит к маме. Вещей немного, но обе квартиры, и ее, и мамина, находятся на третьем этаже.

За время субботнего отдыха мышцы несколько затекли и ничего не хочется делать... Но надо. Прелагая некоторое усилием воли, делаю первую «вязку» из четырех картонных коробок общим весом килограммов сорок, взваливаю всё на спину и иду...

47-59  60-74    75-89