Tel: 972-544-889038



Форма входа
248-256

фото¬аппаратом ФЭД в кожаном футляре, который висел у него на груди.
«Гоп-стоп! Не вертухаться!» — опять прозвучал громкий голос, и опять обмундированный под солда¬та, познавший женщину Колбаса предстал с ножом в зубах перед очередной группкой юных краеведов. Но тут произошла заминка. Владелец фотоаппарата при¬жал обеими руками к груди дорогостоящую по темвременам вещь и залепетал: «Что вы делаете? Я же сосед Юрки Марафета. Он здесь в кремле первый картежник. Мы же свои! Своих нельзя шакалить!  Мы с Плотничного. Вам не поздоровится, когда при¬дете к нам. Мы вас отбуцкаем  и отшакалим. Мы свои».
«Свой — не свой, а на дороге не стой», — рявкнул Демидок и набросился на владельца фотоаппарата, но тот
вывернулся и пустился наутек. Трое его спутни¬ков отдали свои рубли и, шмыгая носами, пошли вслед за ним. Колбаса взял нож в руку (было видно, что он устал держать нож в зубах) и сказал: «Братва, давай¬те на время смотаемся со стены. Эти могут с телефо¬на-автомата позвонить в мусорскую, и на нас устроят облаву».
Мы приняли предложение Колбасы и спуст ились со стены через полуразрушенную Часовую башню крем¬ля в трамвайный парк, а оттуда через пустырь напра¬вились к обелиску Минина и Пожарского. Здесь, сев на скамейку, стоящую на самом откосе, стали сле¬дить за проездом возле Ивановской башни - приедут или не приедут к стене менты.
Время шло... Нам было видно, как новые группки пацанов поднимались на стену, как они мелькают за зубьями бойниц с внутренней стороны.
*** Мусорская — милиция (жарг.).
Позванивая, из трамвайного парка начали выхо¬дить вагоны на городские марш руты. Это говорило о том, что демонстрация заканчивалась. Но искатели приключений все еще гуляли по кремлю. Колбаса пред¬ложил: «Давайте-ка еще разок отшакалим кого-ни¬будь и слиняем из кремля».
249

Как только мы прошли за окованные железом две­ри Часовой башни, нам встретились трое пацанов, идущих навстречу. Один из них, видно, самый любо­пытный, шел впереди с фонариком «жучок» в руке. Опять Демидок рявкнул: «Гоп-стоп! Не вертухаться!» Фонарик из рук предводителя искателей приключе­ний перешел в руки Щуки. При этом за Демидком с финкой в зубах стоял страшный Колбаса.

Перепуганные пацаны побежали вверх по темной винтовой лестнице башни. Мы же ушли назад, в сторо­ну трамвайного парка и пустыря, а затем по лестнице через Красный сад спустились к Красным казармам на Нижневолжскую набережную, которая тогда носила длинное название — «Пятнадцать лет Красной Чува­шии», а заканчивалась эта набережная за заводом Уль­янова у слободы, также называвшейся Красной.

В той жизни было очень много чего «красного», как сегодня в Украине «оранжевого», а в вечерних барах «голубого». Около Красных казарм Толик Щука продал фонарик за десять рублей стоявшему у колон­ки-фонтана солдату.

Меняя деньги на диковинный товар, солдат про­комментировал: «Я скоро демобилизуюсь. Домой по­еду, в Вологодскую область. В нашей деревне еще нет электричества. Такой фонарик, которому батарейки не нужны, наверное, только у меня будет! Так что большую диковину я в нашу деревню привезу. Вот со­седи удивятся».

 

Мы по очереди попили воду из колонки-фонтана и, довольные удачным «делом», пошли на Маяковку, с нее поднялись по лестнице на Суетинку. Деревянная лестница от Нижнего базара поднималась вверх ря­дом с заколоченной ветшающей Строгановской цер­ковью.


На самом верху откоса, около окончания лестни­цы, тоже стояла колонка-фонтан. Демидок вновь по­пил водички, держа рукоятку колонки и приговари­вая: «Вот бы было хорошо, если б из этой колонки текла водочка.»

Довольные, мы шли по старой Суетинке. Это был район еще дореволюционных трущоб, населенный са­мым пьяным и темным людом, приехавшим на зара­ботки в Нижний Новгород. Босоногая рвань жила в подвалах, полуподвалах, одноэтажных падающих до­мишках и бараках — с печным отоплением, керогаза­ми и керосинками. Улица и переулки там были даже без булыжной мостовой.

Мы шли по малопосещаемому нами городскому захолустью, но мы были здесь «хозяева». Колбаса в одном кармане держал нож, в другом — добычу, день­ги. Через закоулки и переулки мы вышли на Сверд­ловку, где в Первом гастрономе купили две бутылки вина «Волжское». После чего направились в нерабо­тающий, по-осеннему унылый садик Дома офицеров. Там, на сиротливой безлюдной террасе начали из гор­лышка пить вино.

Бутылка такого вина тогда стоила десять рублей семьдесят копеек. Я «по-братски» делил бутылку с Колбасой. Сделав несколько глотков малоприятной жидкости, я передавал бутылку нашему «главарю», и он тоже отхлёбывал вино. Глотая вино, мы восхища­лись собой — мы уже «настоящие воры», мы «ходи­ли на дело». Те пацаны, которых мы отшакалили, будут рассказывать своим дружкам про нас.

После того, как бутылка наполовину опустела, мне вдруг стало противно. Я смотрел на братанов, кото­рые, видно,
250

чувствовали себя несколько лучше, чем я. Щуке было уже шестнадцать, и он пил вино не в первый раз. А мне в тот год, в сентябре, исполня­лось только тринадцать. Я заставлял себя пить-гло­тать противную, отдающую каким-то химическим привкусом жидкость, вызывающую непривычные ощущения в теле.

Когда пустые бутылки были разбиты о бордюр аллеи сада, мы закурили. Дым сигарет «Ароматные» и вино сделали свое дело. Первым упал Щука, но встал на ноги и стал смеяться. Потом он предло­жил: «А давайте пойдем еще сейчас на «дело», ша-кальнем кого-нибудь в Холодном переулке!» Деми-док сидел на корточках под портретом маршала Говорова и, смеясь, говорил: «Не-а, братва, я сегод­ня уже ни на какие «дела» не пойду. Вот сейчас посижу здесь маленько, и пойду домой. Мать обра­дую». Колбаса тоже что-то говорил, смеялся, раз­махивая руками. Его солдатская шапка как-то стран­но съехала в правую сторону, а лицом он стал

254

смахивать на лихого казачка из легендарной книги «Сын полка».
Шатаясь, мы пошли на безлюдную Свердловку. Как всегда, в эти вечерние часы около продовольственных магазинов кучковались пьяницы, отмечая праздник. Мы шли пьяные в сторону площади Минина. Нам на¬встречу попадались такие же пьяные компании. Но и трезвые, и пьяные люди от нас шарахались — уж очень лихой казачий вид был у Колбасы.
Красный день календаря подходил к концу. Мел¬кий моросящий дождь и ветер разгоняли людей по домам. Я не заметил, как очутился на лавочке сквера главной площади города. Передо мной уныло маячил неработающий фонтан. Визжа по рельсам, вползая в проем кремлевской стены, шел в парк трамвай... Я ни о чем не думал и плохо соображал, что со мной происходит.

Девятого ноября я пришел в школу, во вторую смену. Явился на второй урок.
В нашем классе висела новая стенгазета «Лени¬нец». Половина ватмана была занята заметкой о пио¬нерской жизни класса, а вся вторая половина была посвящена мне. Здесь красовалась карикатура на раз¬гильдяя Грузмана и написан стишок:

Ходит Леня невеселый,
Говорит с обидою:
Кошка, вон, не ходит в школу,
Кошке я завидую.
Эх, раздолье есть и спать,
В школу не ходить.
Он мечтает кошкой стать —
Человеком трудно быть.

255

Перед последним уроком, немецкого языка, в наш класс пришел Колбаса — веселый, взлохмаченный, улыбающийся. Он курил сигарету, вставленную в длинный пластмассовый мундштук, а одет был все в ту же форму военного казачка, с лихо заломленной набекрень шапкой. Конечно, самые «хорошие» учени¬ки вместе с Леней Грузманом облепили Колбасу, про¬ся у него хотя бы разок затянуться из его необычного стильного мундштука.
Примерные же одноклассники, ужасаясь, смотре¬ли на происходящее.
В это время в класс вошла учительница Варвара Александровна Ежкова. От увиденного ее лицо как-то «покоробилось», и она, заикаясь, обратилась к Кол¬басе:
— Товарищ военнослужащий! Зачем вы пришли в школу, да еще и курите в учебном классе? Разве по воинскому уставу такое можно делать?

256

Время стирало следы. Годы ползли. Шли.
Через четыре года мы услышали молву о дисси¬денте-антисоветчике Александре Ковбасюке.
Весной 1964 года я стоял у здания областного суда, где судили группу молодежи за участие в антисоветс¬кой организации. Среди подсудимых был и мой ста¬рый знакомый — Колбаса. Но это уже были Новые времена.
 
Колбаса скроил рожу под плачущего ребенка и, громко «рыдая», заговорил:
— Я, я-я, я потерял свой уста-ав! Я, я не знаю, что мне де-елать! Я, я-я, я пришел к Лене Грузману, чтобы забрать его гулять на Свердловку.
Варвара Александровна не поняла, что происхо¬дит. Половина класса, в основном приятели Лени Груз-мана, хохотала.

После небольшой паузы учительница пошла за за¬вучем, Сычом. В это время Колбаса убежал из шко¬лы.
В нашей жизни Колбаса появился как-то вдруг, внезапно. Так же он внезапно исчез вскоре после при¬хода в наш класс.
Поначалу ходили разные слухи. Потом о нем как-то почти забыли.


240-247    248-256    257-266





Пятница, 29.03.2024, 17:25
Приветствую Вас Гость


Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 67
Друзья сайта
  • Официальный блог
  • Сообщество uCoz
  • FAQ по системе
  • Инструкции для uCoz
  • Статистика

    Онлайн всего: 1
    Гостей: 1
    Пользователей: 0